- Техотдел? Присмотрись: может, обознался?
- Да не-ет, точно - он, - пристально изучил угольные линии портрета. И очки его. В технике он, может, и разбирается, а по нашему, штурманскому, делу - полный профан. Все у меня про карты спрашивал, про вахтенные журналы. Его почему-то удивляло, почему мы после прихода с морей прокладку ластиком стираем. Как будто у нас карты одноразовые! На ней еще, может, семь поколений лейтенантов будет курсы прочерчивать...
- Где он живет?
Внутри все клокотало, и он не знал, выхлестывается это наружу, в мимику лица, в голос, в движения рук, или нет.
- На "Енисее".
- "Енисей"? - в голове защелкали, как на вокзальных табло, строчками побежали названия кораблей. - "Енисей"... "Енисей", - не волновался, сразу бы вспомнил, а тут как отсекло.
- Ну да - "Енисей". Госпитальное судно. На Минке стоит.
- Фу ты! Огромный такой? С красным крестом на борту?
- С крестом? - штурман запоминал то, что видел, а с берега, с кормы "Енисея" никакие кресты не были заметны. - Может, и с крестом... Но он сейчас скорее гостиница на плаву, чем госпиталь. Во всех каютах - жильцы. Мы туда Кострецова и определили. А что: и в центре города, и платить за номер не нужно - лафа!..
- Ты говоришь - Кострецов? Может, путаешь? Не Зубарев он?
- Кострецов. Я как раз дежурил, когда ему командировку отмечали. Сам у комбрига печати ставил.
- А где он? Ну, на "Енисее"?
- Откуда я знаю! В какой-то каюте живет. Чего ты нервничаешь? удивился штурманец. - Родственник он, что ли, твой?
- Крестник, скорее... Ну, я полетел, - и, быстро пожав узкую, по-девичьи хрупкую кисть штурмана, почти побежал вдоль гостиничных корпусов.
- Ю-у-ра! - заставил его обернуться окрик.
- Чего?
- Ты это... остаешься или все-таки уйдешь?
Хотел сказать "с флота" и не хватило смелости. Майгатов мысленно досказал за него и вдруг понял, что ответа-то и нет.
- Не... нет, не знаю.
И еще быстрее зашагал к троллейбусной остановке. Больше всего ему хотелось убежать, но не от штурмана, а от вопроса. Но для этого нужно было убежать от себя...
Ему повезло с троллейбусом. Уже через десять минут он пулей вылетел на остановке у Дома офицеров, пробежал точно к тому месту, где несколько дней назад он на "жигулях" чуть не врезался в машину Бурыги. Свернул налево, к спуску на Минную стенку, и уже через полминуты, еле сдерживая одышку, стоял у длинной, выкрашенной в зеленую краску сходни на "Енисей".
Только теперь, перед решающей встречей, он ощутил, как заныла шея. Словно по тому месту, где вчера были пальцы Жбанского, снова стал кто-то давить. Он не сдержался, потрогал. Нет, шея была свободной, только мокрой от бега, да еще далекой болью отдавались синяки, которые он утром замаскировал пудрой, взятой у Кравчука.
