- Чего ты психуешь? - грубо спросил сидящий на пустом столе годок и сощурил и без того маленькие, как смородинки, глазки. - Небось, от того старлея в штаны наложил?
- Да не-е, Т...аньку жалко...
- Ну, пойди ее пожалей. Только чихать она на тебя хотела. У нее свой ухажер есть. Такой амбал, что тебя одним пальцем завалит...
- Моя пайку плинес! - ввалился в комнату бурят с нанизанными на стальной держак кастрюльками. - Жрать ужасно будем!
- О! Побакланил! - ловко спрыгнул годок со стола, приподнял крышечку и втянул носом запах. - Рассольничек! А там?
- Гречка с мясом, - ответил бурят с таким важным видом, будто он сам ее варил, а теперь вот соизволил угостить.
- Не туфти! Откуда там мясо? Если есть пару ниток - и то хорошо. Короче, я их "забил"...
- Хоросо, - обреченно согласился за обоих бурят, который и без того уже знал, что мясо, - если оно попадется, - годок все равно заберет себе.
- Может, р...ассказать все этому ст...тарлею? - тихо, словно у самого себя, спросил старшина.
- Ага! Пойди, посиксоть! Потом мамочке будешь из зоны письма катать. Ушел, мол, мама, в дальний поход, в такой дальний, что должны мне за него орден дать... Татуированный. На груди...
- Зачем ты?!
- А то, что притухни! - гаркнул годок,грохнул кастрюльку на стол, ссыпал пластиковые тарелки и приказал, хоть и не был он здесь старшиной: Садитесь хавать! "Баклан" стынет.
Заика подчинился.
Три ложки работали вразнобой. Две быстро, как ковши у землечерпалки, а третья - точно в замедленном кино.
- Все р...авно Т...аньку жалко. От...странят теперь ее от дол...лжности. Сто пр...оцентов, - глядя на обод синей пластиковой тарелки, почти прошептал старшина.
- Еще один значок на память подвесить? - раздраженно покачал головой годок. - Или так врубишься?
- Иешь, зэма, иешь, - попытался успокоить старшину бурят и посмотрел на красного червячка ссадинки на его виске.
Но "зэма", а именно так половина матросов звала друг друга, хотя не были они "зэмами", то есть земляками, аппетит потерял напрочь. Он встал из-за стола, с грохотом завалив на бок тяжелый, грубо сколоченный деревянный стул и вышел из чертежки.
- Ты куда?! - попытался остановить его вопросом годок, но не смог.
Старшина прошел к красной двери секретки, крючком поднес к захлопнутому окошечку согнутый, подрагивающий палец, подержал его несколько секунд на весу и тихо-тихо постучал.
- О-обед! - крикнула изнутри Татьяна.
Он снова, уже больнее для костяшек указательного пальца, постучал по металлу. Он не видел краем глаза (мешала часть стены), но всем телом, всеми клетками своего худенького, мелкокостного тела ощутил, что справа и чуть сзади от него стоит годок. И он ударил в дверь кулаком, зажмурившись и ожидая, что кулаком сейчас врежут и по его голове.
