- "Нет, - услышал он в сердце твердый голос, - ничем ты, Петр Никитович, не мог поступиться, ибо в том, как жил и что делал - все во благо вашей семьи, ваших детей, ваших братьев и сестер, общины, веры. Разве Господь бы воспитал без этих трудов и забот такое отзывчивое сердце Луши? Дал бы Он тебе таких детей? Увидел бы ты сейчас свою жену вновь? Пробудилось бы в твоей душе великое чувство - сострадание, чувство, которое наряду с любовью должно лежать в основе каждой семьи?
На все эти вопросы Петр Никитович ответил одними лишь легкими пожатиями плеча жены, Луша подняла глаза, улыбнулась.
- Давай, - сказала она и протянула руки за ребенком.
Петр Никитович освободил ее от мешка. Колонна уткнулась в "столыпин".
- Ну и жена у тебя, - покачал головой начальник конвоя, - с такой и на севере не пропадешь! Ну, а теперь, - голос его снова стал жестким: - вон из колонны!
- Иди, Луша! - нежно поцеловал ее Петр Никитович.
Стоявшие впереди него уже взялись за поручни, Луша хотела узнать, куда и когда направляется этап - бесполезно. С ней никто не стал разговаривать. Домой возвратилась в сумерках. Гости в тех же позах стыли за столом.
- Ели хоть? - сразу вспыхнуло хозяйское чувство.
- Да, мы сыты. Сама-то поешь. Как там?
Разогревая щи, Луша обо всем рассказала, только на одно пожаловалась неизвестна дальнейшая судьба Петра Никитовича.
Не ожидала Луша, что муж ее найдет такую любовь среди верующих, - в их сердцах он обретал образ мученика. Братья поведали о тех усилиях, кои прикладывал Петр Никитович для создания общины в окрестных селах. Она вспомнила его проповеди, насыщенные любовью к Господу; приводили примеры десятков и сотен обратившихся душ, поверивших слову проповедника. Слушая их, невольно сопоставляла их слова с мнением некоторых братьев и сестер - не всегда те оставались довольны служением Петра Никитовича, усматривали в его действиях излишнюю мягкотелость. И как тут не вспомнить часы и дни, потраченные им в деле увещевания строптивой Зои и ее заблудшей матери. То, что он уединялся для бесед, видели, а то, что он наводил их на путь истинный, спасал души - осталось без внимания. Сколько же ему пришлось перенести? Достойна ли она его подвижнического труда? Всегда ли была ему верной опорой на этом нелегком пути? Знают ли что о ней братья, ведь, может и не утерпел, иной раз, Петр Никитович, посетовал на невнимание, на трудности общения. И теперь вот сидящие за столом рассматривают ее чуть ли не с укором... Так ли это?
