Это случилось в начале июня. Как на ладони раскрылась перед Павлом Ногаевская бухта, забитая колотым льдом. "Джурма" пробиралась буквально сантиметрами. От берега круто вверх поднимались бесчисленные бараки за колючей проволокой. За ними начинался Магадан.
- Боже мой, Боже мой! Я не знаю, что меня здесь ожидает, не знаю-вернусь ли из этих мест или стану ждать в вечной мерзлоте Твоего пришествия, но во всем полагаюсь на волю Твою. Ты ведешь меня на великий и неравный бой не только с этой дикой природой, но и с такими же людьми, и я верю, что когда-нибудь настанет день моего избавления. Каким и когда он будет? Это знаешь только Ты, Господи! Прошу Тебя - сохрани веру во мне, сохрани твердость во мне, сохрани меня, Господи!
- Владыкин! - донеслось от трапа.
Павел с трепетом сделал свой первый шаг с корабля в новую, страшную неизвестность
Последние дни Петра Никитовича Владыкина
Глубокая скорбь охватила сердце Петра Никитовича после расставания с сыном. Давно уже скрылся Павел за углом здания, а ему все казалось: вот сейчас он вернется, и хоть на миг он увидит опять живые, выразительные глаза сына, и надежда снова согреет сердце... Увы, из-за угла выходили совсем другие, чужие ему люди. Поняв, что ждет напрасно, отец медленно вытер набежавшую слезу и воротился в дом.
К вечеру тяжелое предчувствие заполнило душу Петра Никитовича: в неясной тревоге он то подходил к окну, стараясь угадать среди прохожих фигуру Павла, то, совсем теряя надежду, бессильно приваливался к спинке стула, тяжело опускал голову.
Вдруг позвонили. По-чужому: свои так не звонили. Сердце Петра Никитовича тревожно сжалось. Шагнул к двери, нащупал в темноте крючок, звякнул щеколдой. На крыльце ежилась незнакомая фигура.
- Вы отец Павла? - у незнакомца оказался быстрый, глуховатый шепоток. Не дождавшись ответа - а может, был уже кем-то научен! - зачастил скороговоркой: - Мы с Павлом работаем вместе. Мой долг - предупредить вас. Павла еще утром вызвали в отдел кадров, и до сих пор нету. Мы думаем, его арестовали. Простите, что огорчаю. Это печально, печально, очень, да... Мы все его ценили. А полюбили, в особенности после выступления в клубе...
Незнакомец вдруг смолк на полуслове, боязливо оглянулся, неловко взмахнул рукой, будто в прощальном жесте, и, скоком свалившись с крыльца, растворился во мраке.
Петр Никитович оцепенело выслушал сообщение. Долго стоял потом на крыльце, безучастно разглядывая тьму, проглотившую незнакомца. Наконец с мольбой возвел глаза к небу:
