- Боже мой, Боже мой! Услышь меня. Ведь мне только 22 года, прошли лучшие годы детства и юности, нахожусь ныне в страдании, а что впереди? Много я получил благословений и радостей от Тебя, от многих ужасов Ты меня избавил, но предстоящие муки страшат меня еще больше. Если Ты не ободришь меня, я не пройду. Рассей мои сомнения, сотри мрак моих скорбей. Ты ведь знаешь, за Твою истину несу лишения и нести их хочу с радостью. Помоги же мне, Господи! Помоги!
За коряжиной послышался людской говор, кашель, шум шагов. Павел осторожно выглянул. Растянувшись длинной чередой, топала ватага заключенных, охраняемая конвоем. Не трудно было догадаться, что этап шел в Кожевничиху. Впереди, без всякой поклажи, беспечно скалясь, шли урки. Видно только что с воли: в шапках, телогрейках с опушками, в подшитых валенках. Для этой категории узников очередной этап - всего лишь увеселительная прогулка. А вот для тех, что волочились сзади, согбенные под тяжестью воровского добра, изможденные, одетые в немыслимые лохмотья - для тех чем виделся этот переход? Ботинки по полпуда из автопокрышек, еле бредут бедные доходяги. Вот один свалился в сугроб. Громкая брань, тычки конвойных, остановка всего этапа... Никто не проронит и слова состраданья. Конвойный крикнул: "Пошел!", сам махнул едущей позади подводе, двое зеков нагнулись, подняли безжизненное тело, швырнули поверх сена и снова: "Пошел! Пошел!".
Боже мой! Сколько же на свете несчастных, страдающих гораздо больше меня! Здесь я много счастливее их. Прости мои сетования!
Ободрившись, Павел пропустил колонну, зашагал следом. В поселок притопал к вечеру. Заключенные расходились по баракам.
- Стой! Ты куда? - окликнул его зычный голос. Павел повернулся - да это никак Петров, тот самый Петров, который уже брал его на строительство моста еще на первой фаланге.
- Ты как тут появился?
Павел молча достал пакет. Петров распечатал, бегло прочитал, брови вскинулись удивленно:
- За что же твоя дурная голова угодила в штрафную? Опять, видно, за веру! Говорил тебе: твой Бог заведет тебя и не в такое место. Эх, ты! Жил бы да жил в свое удовольствие, учился бы, в люди вышел. А ты... Ладно, это потом. Начальником тут я, только ты мне не нужен. Куда тебя?
- Гражданин начальник, - не поднимая глаз, заговорил Павел, - вот вы человек образованный; убеждений, которые привели вас сюда для освоения этого дикого края, не оставили, хоть они не дают вам ничего утешительного, да и не дадут в будущем. Так как же я могу оставить свою веру, которая выводит меня всюду из тех мест, куда гонят злые люди? Эта вера вселяет в меня радость, вера, которую исповедовали в течение тысячелетий самые лучшие, самые добрые и искренние люди.
