- Гм, гм.., - самый старший откашлялся, не зная, как ему поступить хотя в обычных условиях он легко управлялся с целой бригадой озверевших зэков. Эх, голубушка, не многие жены способны на такой подвиг. Лично я так первый раз встречаю такое. Видимо, сам Бог хранил тебя в пути, ну и мы не тронем. Твоя любовь тебя сберегла и мужа твоего поднимет с постели. Деревни той мы не знаем, а вот на опушке кузница стоит, там кузнец знает, он местный. Иди с миром...
Долго еще стояли потрясенные мужики, провожая взглядами удалявшуюся фигуру Луши и не один из них внутренне всплакнул, припомнив неверных жен, брошенных детей, жестокости закона - у каждого свое, как говорится: "в каждом дому по кому". И лишь один из них наклонился, взяв пригоршню снега с капелькой застывшей крови:
- Вот только где подтверждаются кровью написанные строки: "В пустыне греховной, земной, где неправды гнетущий обман, я к отчизне иду неземной, по кровавым следам христиан...".
Кузнецов было двое, да еще крестьянин из дальнего села пришел за подковкой, вот эти трое и наблюдали через узенькое, закопченное окошко как вдоль леса, уже едва заметная в сумеречном свете, пробирается к ним фигурка с огромным узлом за плечами.
- Ссыльный, что ли? - высказал предположение один кузнец.
- Ну да, - нехотя возразил другой. - Откуда у него добра столько.
- Беглец! - ляпнул крестьянин, и тут же осекся под укоризненными взглядами своих сотоварищей: в эту сторону путь для беглеца был бы безнадежен. Кузнец вдруг привстал, протер окошко, заволновался:
- Братцы! Никак женщина! Точно тебе говорю - баба!
Втроем они выскочили наружу. Проваливаясь по колено в снегу, к ним в самом деле приближалась женщина.
- Бог в помощь, добрые люди! - Луша еле переводила дыхание. Неимоверная усталость подкосила ее ноги, она прислонилась узлом к стене кузницы и со стоном опустилась на корточки. Остолбеневшие кузнецы только и нашлись что сказать:
- Спасибо, матушка.
Первым нашелся крестьянин. Он кинулся к Луше:
- Страдалица! Дай хоть мешок помогу-от снять. Глянь, как давит-от!
- Нет, касатик, уж мешка-то я и не сниму как раз. Сыму, больше не надену: сил нету больше. Из Москвы я... пробираюсь к мужу, не знаю, застану ли живого. Плутаюсь по чащобе, никто не знает, где та деревня. Христа ради, скажите хоть вы...
Тут старший из кузнецов пришел в себя и захлопотал:
- Рассказывать тут нечего: вот она, за кустиками. Да прямиком не пройдешь к ней, там овражек и ручей в нем, ручей, хоть и неширокий, да глубокий, так что передохни малость, мы к дому пойдем и тебя проводим
