— Я дам ему сандвич, — сказал Джек.
— Джек больше не хочет, чтобы ты приходила, — сказал Френсис.
— Я и сама больше не приду.
— Он попросил сандвич. Я ему дам сандвич.
— Я знаю, что дашь.
— Правильно, черт возьми. Дам.
— Правильно, черт возьми, — сказал Френсис. — Я знал, что дашь.
— Вы мне мешаете, — сказала Клара.
— С острым сыром. Любишь острый сыр?
— Больше всех, — сказал Френсис.
Джек ушел на кухню и принес завернутый в вощеную бумагу сандвич. В комнате молчали. Френсис сунул сандвич в карман. Элен уже стояла в дверях.
— Спокойной ночи, друг, — сказал Френсис Джеку.
— Счастливо тебе, — сказал Джек.
— Ну, увидимся, — сказал Френсис Кларе.
— Пока, — сказала Клара.
На улице Френсис ощутил потребность бежать. Они двигались по Тен–Брук–стрит в сторону Клинтон–авеню, то есть под уклон, и он ощущал, как сила тяготения вынуждает его перейти на рысь и предоставить Элен самой позаботиться о своих нуждах. Холод завернул еще круче, небо окончательно прояснилось, луна в стерильном одиночестве стояла еще выше. Норт–Пёрл–стрит была пустынна: ни людей, ни машин в эту пору — час сорок пять по большим часам на Первой церкви. Три квартала они прошли молча и теперь направлялись туда, откуда начали путь, к южному краю, к миссии, к табору бродяг.
— Ну и где ты теперь спать завалишься? — спросил Френсис.
— Не знаю, но у них бы не осталась, ни на шелковых простынях, ни на норковых подушках. Я помню, как она шлюхой была и вечно без денег. А теперь вишь как занеслась. Не могла я ей не высказать.
— Ну и чего ты добилась?
— Джек правда сказал, что больше не пустят меня?
— Да. А меня оставляли. Клара думает, что ты искушаешь Джека. Я думал, полюбезничаю с ней, так она из–за тебя не станет беспокоиться, а ты разошлась как не знаю кто. На! Откуси сандвича.
— Я им подавлюсь.
— Ничего, не подавишься. Еще рада будешь.
— Я не лицемерка.
— И я не лицемер.
— Нет, да?
— Знаешь, что с тобой будет? — Он схватил ее за ворот и за горло и заорал в лицо: — Я тебя по мостовой раскачу! Только попробуй со мной говниться. Будь же ты женщиной, черт побери! Потому тебя никто и не пускает. Я хоть сейчас туда пойду и лягу. Джек сказал: оставайся.
— Не сказал.
— Нет, сказал. А тебя не хотят. Я сандвич попросил.
Дали?
— Ты изумительный и колоссальный.
— Слушай… — Он по–прежнему держал ее за ворот. — Еще прищурься на меня, и я тебя об этот автомобиль расшибу. Девять лет торчишь у меня занозой в жопе. Тебя не хотят, потому что ты заноза в жопе.
