«Почему мы воевали с ними?.. – мелькнула у Дигвила запоздалая мысль. – Зачем и для чего?»
В воротах Меодора, конечно, была жуткая давка. Пришлось остановиться и где глоткой, а где и пинками хоть как-то, но упорядочить толпу. Неподалеку грузно ворочались, словно чудовищные звери, вырванные из глубокой спячки, навсинайские големы.
И потому Дигвил ничуть не удивился, когда по толпе пронеслось – «навсинайцы город пожгли… навсинайские всё это учинили!».
Алое зарево, поднявшееся до самого зенита и залившее полнеба, медленно опадало, раскалённый ветер постепенно стихал, из всех ворот Меодора текли живые реки. Где король Семмер, что с ним – никто не знал.
Дигвил закусил губу. Вот как оно всё обернулось! Он-то был уверен, что семья его хоть в какой, но безопасности, насколько это вообще возможно при нынешних делах. И куда теперь? Что делать со всей этой толпой, вырвавшейся из погибающего города? Здесь, пока дует этот жуткий ветер, по крайней мере не приходится бояться стужи. Но зарево гаснет, стихнет и жаркое дыхание неведомой магии, люди окажутся во власти предзимья, почти что нагие и нищие…
– Мэтр, – негромко обратился рыцарь к мрачнейшему Латариусу, по-прежнему поддерживавшему худую, бедно одетую девушку с наспех забинтованными плечом и рукой. – Мэтр, нельзя ли послать… весть вашим соратникам и единомышленникам в Гильдии? У нас тут тысячи людей – без крова, без пищи, без всего. Ничего не остаётся делать, как просить помощи. Надеясь, что их всех, – обвёл рукой толпу Дигвил, – что их всех не зомбируют.
– Я бы хотел увериться для начала, что мои… соратники вообще остались в пределах досягаемости, – разлепил плотно сжатые губы некрополисец. – Навсинай использовал… нечто невиданное. Мои Гончие…
– Одна сгорела, я видел, – мрачно сказал Дигвил, снова поймав себя на том, что жалеет «это отвратное отродье».
– Да. Навсинай… отыскал что-то по-настоящему новое. – На Латариуса было страшно смотреть. – Я уцелел, но тоже… немалой ценой. Но об этом нет смысла говорить, благородный дон. Сейчас тебе надо возглавить этих людей. Город догорит к утру. Останется пепелище. Я отправлю весть, как только смогу.
– Долье…
– Боюсь, там сейчас ужас похлеще, чем после Гнили, – бросил Латариус, отворачиваясь. Девушка, которую он поддерживал, застонала.
– Сейчас, милая, сейчас помогу. – Латариус остановился, одной рукой скинул сумку с плеча. И, вдруг обернувшись к Дигвилу, некрополисец сказал прежним негромким голосом: – Поверни кольцо, благородный дон. Камнем наружу. Объяви себя.
