Эта новая загадочная перемена, дополнившая те, что произошли в ее жизни за последний год, понравилась Суини не больше других. Черт побери, хоть бы все вернулось на круги своя!
Не успела Суини взять себя в руки, как за ее спиной распахнулась входная дверь салона. Лицо Кая просияло улыбкой, специально предназначенной для покупателей. К изумлению Суини, он, казалось, не заметил ничего особенного в ее поведении.
— Сенатор и миссис Мак-Миллан! — возвестил Кай, быстро шагнув навстречу гостям. — Рад вас видеть. Чем могу быть полезен? Не желаете ли кофе, чая? Может, чего-нибудь покрепче?
Суини обернулась в тот самый миг, когда высокая и невероятно элегантная дама выдохнула:
— Чай.
Истомленный слабый звук едва не утонул в куда более крепком голосе ее супруга, потребовавшего черный кофе. Тон сенатора, сильный и энергичный, резко контрастировал с вялым и безжизненным голосом его жены.
К своему удивлению, Суини узнала сенатора. Ее безразличие к текущим событиям было притчей во языцех, и тем не менее лицо Мак-Миллана так часто появлялось на телеэкране, что она запомнила его. Если бы Кай сказал «сенатор Мак-Миллан», Суини сразу поняла бы, кого ей прочат в клиенты. Сенатор Мак-Миллан обладал таким политическим влиянием, что попал из городской мэрии в законодательное собрание штата, а затем — в Вашингтон, где трудился уже второй срок. Этот богатый человек обладал недюжинным умом, обаянием и честолюбием — короче говоря, всеми теми качествами, которые со временем могли привести его в президентское кресло.
Суини невзлюбила его с первого взгляда.
Возможно, виной тому была профессиональная учтивая любезность искушенного политика, но только не жестокость, ибо к последнему Суини относилась снисходительно. Она и сама не знала жалости в том, что касалось пространства и времени для ее работы. Скорее всего ее оттолкнула надменность, порой сквозившая в любезных манерах сенатора, как случайная струя зловония, вырвавшаяся из канализационной решетки. Мак-Миллан принадлежал к числу политиков, в глубине души считающих своих избирателей тупицами или деревенщиной, либо и тем и другим.
Однако он, несомненно, обладал внешней привлекательностью. Сенатор был высок, около шести футов ростом, с широкими плечами и грудью, казавшимися скорее мускулистыми, чем жирными, и оставлявшими впечатление мощи и силы. Его каштановые волосы еще не поредели, но уже начинали красиво серебриться на висках. Парикмахер сенатора неплохо потрудился над его прической. Глаза Мак-Миллана были чисто орехового оттенка, черты лица — сильные и почти античные, хотя нижняя челюсть и подбородок, слишком строптивые и упрямые, не соответствовали представлению об истинно классической красоте.
