Понятно, что читателю в высшей степени неинтересно наблюдать за Игорем Ивановичем, размышляющим над тем, как извлечь остатки подсохшей олифы из непрозрачных и липких бутылок. Читатель, напротив, ждёт незамедлительных объяснений того, как Настя, старшая дочь своего отца, проживавшая, как известно, вместе с сестрами и родителями в прекрасной квартире на Старопетергофском близ Обводного канала, в двух шагах от «Треугольника» и в трёх шагах от знаменитых Нарвских ворот, оказалась в несуразной гатчинской квартирке, состоявшей из трёх небольших кособёдренных треугольников. Собственно, треугольников было два: прихожая с туалетом и кухня, а вот жилая комната скорее всего напоминала слегка перекошенную трапецию.
Лучше всех об этом переселении мог бы рассказать начальник тринадцатого отделения милиции бывшей Коломенской части Гришка Бущуев, только погиб он чуть ли не в первые дни войны, что дало повод острой на язык младшей дочери Евгении при посещении своей бывшей квартиры детства после войны так прямо и сказать Люське Бушуевой: «Это бог его наказал!» — «Женечка, я-то здесь совсем не знаю. Уж не держи зла на покойника»,— только и нашла что сказать Люська Бушуева, вдова при троих детях.
Гришка, став начальником тринадцатого отделения, продолжал жить где-то в скверных условиях возле Московского вокзала, на Лиговке, точнее даже на Курской улице. Квартиру же на Старопетергофском он запомнил с тех пор, когда ещё был опером и ходил на реквизиции, ну а в тридцать пятом, утвердившись в новых правах и полномочиях, открывавших очень большие возможности, он остался верен мечте и с лёгкостью покончил с эксплуататором, гнездившимся у самого порога Нарвской заставы.
Вместе с Гришкой поселился изумительный кобель породы ирландский сеттер, Гришка называл его, явно с кем-то полемизируя, Нероном. Пёс был восхитительно красив и безусловно чистопороден, даже казалось, что он и сам знает и о достоинствах своей масти и о надежности родословной, и поэтому когда Гришка выводил его во двор выгуливать и, явно работая на жильцов, командовал: «Нерон, пиль назад!» — Нерон только улыбался беспечным и веселым своим лицом и пиль назад не делал. Рассчитанные на сильный психологический эффект с определенным политическим акцентом выгуливания кобеля иногда дискредитировались недалекой всё-таки Люськой, свешивавшейся из окна просторной кухни на третьем этаже и на весь двор объявлявшей: «Гриш, а Гриш… Иди картошку со льняным маслом кушать!..»
