Пожалуй, здесь можно было бы заподозрить Игоря Ивановича в невинном лукавстве. Может быть, нелепую и возмутительную идею о разливном пиве он специально, нарочно привлёк к своим размышлениям, чтобы, разбивая ее в пух и прах, в полноте всех подробностей утвердить единственно верную и, главное, безусловно красивую идею о бутылочном пиве к обеду.
Когда Игорь Иванович наскоро выпил чаю с булкой и надел пальто, обнаружилась пропажа сетки, с которой он обычно ходил сдавать посуду, желтой сетки.
— Возьми вот этот мешочек. — Настя протянула хозяйственную торбочку, сшитую, как и многие предметы в доме — скатерть на тумбочке, портьеры над дверью в комнате, покрышка на сундучок, — из отслужившего свой век плюшевого занавеса, полученного Игорем Ивановичем в клубе Разнопромсоюза.
— Ну что ж я, как гопник… Посмотри, где желтая сеточка?
— Бог её знает, давно не вижу, возьми вот эту.
— Здрасте! Новое дело… С картофельной сеткой пойду бутылки сдавать?! Вечно порядка нет. Неужели так трудно: принёс сетку, выложи из неё всё и повесь. Вот, специально прибит гвоздик. Неужели трудно?
Легко представить, как моралисты различных направлений обрушатся на Игоря Ивановича, вскрывая нравственную уязвимость его стремления отыскать именно желтую сеточку. Пусть, пусть ищет! Лишь ослепленное самолюбие может помешать увидеть в этом поиске поиск и утверждение порядка, этого высшего блага, высшего господина в мире, коему подчинялись раньше даже боги. И зная, что сеточка лежит в кармане керосиновой куртки, им же самим туда положенная, я не прерву его поиск, ибо философский, онтологический смысл его поступка куда выше житейского!
— Опрятная кухарка дороже повара, — смягчив остриё высказывания улыбкой, сказал Игорь Иванович, заглядывая в сокровенные уголки кухни.
Настя спокойно двигалась от керогаза к раковине и от раковины к кухонному столу.
Игорь Иванович приналёг:
— Опрятность — это не то чтобы навёл порядок, и всё. На майские или к пасхе у нас тоже порядок. Опрятность — это не наведение, а поддержание порядка, это когда всегда порядок, вот как…
Под этим афоризмом мог бы подписаться двумя руками и сам Игорь Иванович Дикштейн, не тот, о котором до сих пор шла речь, а тот, что впереди, с кем ненадолго предстоит еще познакомиться; Анастасия же Петровна все эти вариации на темы опрятности и порядка сто раз слышала и потому в сто первый раз пропустила мимо ушей.
— Я боюсь, не управиться мне будет на керогазе. Ты бы принёс пару полешков, надо бы плиту растопить.
