Производным последствием принципа авторитета является принцип иерархизма. Общественное бытие, как и все космическое бытие, не есть по самому существу своему однородная и уравненная масса, оно имеет иерархическое, ступенчатое строение:
«Иная слава солнца, иная луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе»
(1 Кор. 15:41). Так как общество есть конкретное воплощение общественной, онтологической правды, то строение его должно отражать различие между онтологической значительностью отдельных его членов и соучастников. Чем глубже и полнее проведен этот принцип и чем сознательнее он воспринимается и утверждается, тем жизненнее, сильнее и плодотворнее общественная жизнь. В сочетании с многообразием качественных функций общества, как органического целого, и множественностью количественных сфер или как бы концентрических кругов, охватываемых общественным объединением, принцип иерархизма приводит к сложному качественному и объемному расчленению общества, к многообразному комплексу подчинений и соподчинений. В этом смысле провозглашенное французской революцией и в известной мере легшее в основу современных обществ правило, по которому между народом, как совокупностью отдельных людей, и высшим государственным единством, нет никаких промежуточных ступеней и инстанций, совершенно ложно, так как обусловлено именно атомистически-уравнительным представлением об общественном бытии. Всякое живое, плодотворное, подлинно компетентное общественное делание необходимо предполагает, напротив, иерархическую структуру, связь человека с высшим единством через посредство ближе ему доступных и более обозримых промежуточных объединений. Основанное на принципе авторитетности или онтологической значительности подлинное использование способностей, знаний и умений человека и определение ему места, действительно соответствующего его относительной значительности и ценности, возможно только при таком максимально-иерархическом строении общества, которое именно наиболее адекватно Богом установленной природе самого бытия.
Только иным выражением того же начала является принцип аристократизма, принцип господства — во всех областях и на всех ступенях общественной жизни — подлинно лучших, достойнейших. Но принцип аристократизма имеет и другую, еще не указанную доселе сторону, с которой он есть необходимое господство в обществе меньшинства; если не бояться слова, опороченного неправильным пониманием и извращением его подлинного смысла, то это можно было бы назвать принципом олигархии (но, быть может, лучше, во избежание недоразумений, обозначить его новым словом олигократии). И здесь, вопреки господствующим понятиям, согласно которым верховенство принадлежит всегда большинству, надлежит сказать: во всяком обществе и при всех формах правления, хотят ли того люди или нет, в силу неизменного и ненарушимого вечного закона общественной жизни, подлинная власть и влиятельность принадлежит всегда не большинству, а именно меньшинству; и разница между различными порядками и идеалами лишь в том, признают ли они открыто и покорно это начало и стараются ли сознательно его осуществить, или они его отрицают и потому вынуждены использовать его лицемерно, исподтишка и в известной степени случайно и непланомерно. Один из тонких современных политических мыслителей правильно замечает: «Позади демократической формы, как она представляется извне, скрывается гораздо больше феодализма, чем это подозревает народ, который дает себя обманывать видимостью и словами. Авгуры всех партий хорошо это знают, и где они между собой, они обмениваются многозначительными улыбками». Правит ли народом дворянство, или бюрократия, или вожди партий, или политическое бюро коммунистической партии (как сейчас в России) — как бы велики ни были различия этих форм правления или, вернее, правящих слоев, этим различием не нарушается общее правило, по которому избранное меньшинство правит большинством.
