Песня Кахунши | страница 41



Уже видно их дерево. Чамди становится очень стыдно, ведь Амма и Гудди останутся голодными. Впереди ресторанчик восточной кухни. Хозяйка разговаривает по телефону на непонятном, но очень красивом языке. Женщина вроде бы ругает кого-то, но не сердится, скорее даже смеется. Как будто ей приятель шину проколол или развязал ленту в косичке.

Сколько же на свете языков? Когда-нибудь он свой собственный придумает. Чамди сразу веселеет. В его языке слова будут только хорошие, чтобы утешать и радовать, а обидных не будет. Непонятно только, смогут ли люди всегда говорить красиво? И чтобы слова «нет» вообще не было. Попросишь еды – и никто тебе не откажет.

– Ты знаешь хозяина булочной? – спрашивает он Сумди.

– Усаму?

– Его Усама зовут?

– Это я его так прозвал. Он усатый. Тебе зачем?

– Может, он нам хлеба даст?

– Ха. Да этот жмот ни крошки не дал, даже когда отец погиб. Жуткий гад! И жену свою колотит.

– Откуда ты знаешь?

– Они прямо над булочной живут. По ночам слышно, как он ее бьет, а она плачет. Нет, от такого добра не жди.

– Хочешь, я попробую? Ну вдруг?

– Без толку.

– Ничего, я попробую.

Сумди хватает его за руку.

– Надо попытаться, – твердит Чамди. – Амма и Гудди голодные сидят.

– Я на ту сторону улицы не пойду.

– Почему?

– После смерти отца мы Амме обещали туда не ходить. Она сказала, что это проклятое место. Наверное, боялась, что с нами тоже что-нибудь случится. А потом она с ума сошла.

– Зачем же вы тут остались?

– Амма не хотела уезжать. Она все на дорогу смотрит… на кровь. Там до сих пор пятно. Так и не стерлось. Въелось в камень.

– Но еду все равно нужно добыть, – не сдается Чамди.

– Добыть – не проблема. Тут недалеко закусочная Гопалы. Отец там подрабатывал, помогал хозяину понемножку. Гопала иногда отдает нам то, что после обеда осталось. Не в этом дело. Мы с голоду не умираем.

– А что тогда?

– Мы не живем, а выживаем. Еды хватает только-только, и конца-края этому кошмару не видно.

Откуда-то выползает нищий, Чамди уже видел его вчера у винного магазина. Мухи на месте, вьются и жужжат у старика над головой. Глаза у него закрыты, он что-то бормочет себе под нос. И Амма тоже сама с собой разговаривает. Столько людей в Бомбее, а они ни с кем, кроме самих себя, и словом перекинуться не хотят.

Чамди глаз не может оторвать от плюшек на прилавке булочной. Чуть выше, на втором этаже, крошечное окошко. Чамди ужасно жалко жену Усамы, она там сидит целыми днями взаперти, как звери в зоопарке. А внизу дорога. Крови на асфальте не видно, но Чамди почему-то уверен, что тут все и случилось. Хорошо хоть, что звуки следов не оставляют. Так и висел бы тут в воздухе визг тормозов и дикий крик Аммы. Просыпаешься с утра и слушаешь. Кошмар!