Но десятник никогда не уставал от Ханро. С течением времени их пылкая страсть не умирала благодаря неизменной изобретательности, которая, в свою очередь, стала опасной из-за безрассудства. Панеб почувствовал, как его чресла шевельнулись только при одном виде Ханро. Прошло уже больше месяца с тех пор, как он в последний раз обладал ею. Даже воспоминание о смерти родственницы не смогло заглушить его растущее вожделение. Эта женщина была именно той, что была ему нужна этой ночью, чтобы прогнать демонов и тоску.
— Я должен был догадаться, что ты меня ждешь, — сказал он, поставив на землю рабочую сумку.
Она пренебрежительно хмыкнула высоким хриплым голосом.
— Да? А почем ты знаешь, что я жду не мужа?
— Потому что знаю — Неферхотеп послал слугу, чтобы сказать тебе, что задержится.
Ее смех был негромким, чистым, торжествующим.
— Терпеть не могу быть такой понятной, — прошептала она на ухо Панебу.
— Тут ты ничего не сможешь поделать. Такова твоя натура.
Ее темные глаза предупреждающе сверкнули, хотя острые зубы блеснули в улыбке.
— Ты — скотина, — сказала она.
— Такова моя натура.
Она снова рассмеялась, громче, чем прежде. Панеб прижался к ней, чувствуя исходящий от нее жар, и схватил ее за руки. Ханро душилась крепкими благовониями из сандалового дерева, это был его любимый запах. Десятник прижался ртом к ее рту. Губы Ханро разомкнулись, язык ее начал двигаться в его рту. И вдруг она крепко прикусила его губу, и Панеб, вздрогнув, с фырканьем ее отпустил.
— Это за то, что принимал меня, как должное, — сказала она. — И за то, что не принес подарка.
Проведя языком по прокушенной губе, Панеб ощутил вкус крови. Подавив искушение ударить Ханро, он вместо этого нагнулся к своей сумке и пошарил в ее темных недрах. Найдя, что искал, он вытащил маленький предмет, завернутый в грязную ткань.
— Кто сказал, что я ничего не принес?
В глазах женщины вспыхнула жадность, она потянулась за свертком и, — быстро размотав ткань, задохнулась при виде того, что было внутри. Предмет ярко блеснул даже в темноте.
— О! — выдохнула она. — Откуда ты его взял? На базарах восточного города? Ты снова пересекал реку?
Глаза его стали пустыми.
— Нет, — ответил Панеб. — Старый Амеимес снова приходил в лагерь.
— Торговец из Куша? Это должно быть невероятно дорогим!
— Разве ты того не стоишь?
Панеб надел браслет на ее запястье. От его веса у нее закружилась голова, и Ханро поднесла руку к свету тусклых факелов, горящих на ограде деревни. Украшение сияло даже ярче огней, великолепный манжет из золота покрывал большую часть запястья, в золото были вставлены неграненые рубины, а цвет их — ярче свежепролитой крови. Вокруг браслета тянулись инкрустированные знаки, а в том месте, где соединялись края браслета, когти двух грифов образовывали застежку.
