Ненри немедленно встревожился.
— Великий господин!.. — брызгая слюной, начал он.
Писца испугали последствия такого требования. В тусклом свете храма Тох поднял руку, веля ему замолчать.
— Говори, — продолжал министр, устремляя на Семеркета пронзительный взгляд. — Удиви меня.
Бывший чиновник, казалось, прикидывал, какие бы подобрать слова.
— Кости великого господина — его сегодняшнее несчастье.
— Айя, — согласился Тох с подозрительным вздохом. — Мои кости и в самом деле причиняют мне сильную боль. Я стар… Стар.
Голос Семеркета был ясен и четок.
— Тогда почему бы вам не подать в отставку и не передать управление молодому, более сильному человеку?
Выражение, появившееся в этот миг на лице министра, заставило Ненри дрожа, броситься с кресла на пол.
— Что? — прорычал Тох низким, опасным голосом.
— Вы совершили ошибку, которую делает любой долго живущий деспот, — продолжал Семеркет. — Вы верите — то, что хорошо вас, хорошо и для страны.
Губы старика задрожали:
— Какая наглость! Мне следовало бы тебя отлупить!
Семеркет пожал плечами:
— Тогда откуда вы можете узнать правду об убитой жрице, если хотите заглушить истину битьем?
— Клянусь богами!.. — в ярости начал Тох, но замолчал. Упоминание о жрице заткнуло ему рот. Он снова сел на трон, тяжело дыша, его пальцы барабанили по филигранным инкрустациям подлокотника.
— Мне про тебя не солгали. Из-за твоих манер тебя уже давно должны были убить.
— Я никогда не буду лгать вам, великий господин, какой бы неприятной ни была правда, — негромко проговорил Семеркет. — И я никогда более не буду шутить со словами правды.
«Так, значит, он шутил», — подумал Тох. Эта мысль успокоила его уязвленную гордость — до известной степени.
— И сколько времени у тебя уйдет, чтобы раскрыть преступление? — спросил он.
— Нет никакого ручательства, что я смогу его раскрыть, великий господин. И я не знаю, сколько времени у меня уйдет. Недели, а может быть, месяцы.
— Полагаю, ты разоришь меня своими расходами.
— Мое содержание. Обычные взятки…
— Возьми эту эмблему — знак того, что ты мое доверенное лицо.
Тох дал Семеркету ожерелье из яшмовых бусин, с которого свисала эмблема министра.
— Можешь брать из моего казначейства все, что тебе понадобится. Ты будешь иметь право появляться где угодно — доступ тебе обеспечен. Не жалей никого и ничего, чтобы выяснить правду. Я жду твоих докладов, но только когда у тебя будет, что рассказать.
Министр щелкнул пальцами, его писец протянул кожаный мешочек. Тох швырнул мешочек Семеркету.
