Чиновник кивнул всем, ни с кем не встречаясь глазами, и двинулся к печам. Он приказал слуге принести кувшин пива, а служанке — наполнить миску зеленью и сыром. Он уже собрался уходить, но, отвернувшись от очага, обнаружил, что прямо перед ним со злобным выражением лица стоит Кхепура, загораживая ему путь.
— Это из-за вас схватили моего мужа, — обвиняющим тоном пробормотала она.
— Нет, — твердо ответил Семеркет. — Его арестовали меджаи.
— Вы все это устроили.
— Обвиняй себя, Кхепура — он не был бы сейчас в тюрьме, если бы ты не забрала Ханро.
— Снеферу рассказал нам про горшок, про то, как вы хитростью заставили его починить посудину. Думаете, мы не знаем, что вы пытаетесь с нами сделать? Превратить невинных людей в преступников, чтобы выслужиться перед министром!
Чиновник почувствовал, что его лицо покраснело от гнева. Ему хотелось посмеяться над этими словами, бросить ей ответные обвинения. Значит, они — невинные люди, вот как? В глубине души Семеркет знал, что Кхепура имеет отношение к исчезновению драгоценностей Ханро, хотя Рами принял вину на себя.
Горячие слова уже готовы были сорваться с его губ, даже язык его избавился от обычной скованности. Семеркет с огромным трудом удержался от того, чтобы сказать Кхепуре — сказать всем: может, жители деревни и выскользнули из петли благодаря тому, что вовремя украли драгоценности Ханро, но он скоро снова затянет эту петлю. Но чиновник увидел, как четыре сильных сына толстухи грозно смотрят на него, готовые ринуться в драку, если мать скажет хоть слово. И он поставил на печь кувшин с пивом, рядом с миской зелени и, повернувшись к жителям деревни и заставив свой голос звучать спокойно, сказал:
— Если твой муж невиновен, Кхепура, тебе нечего бояться.
— Он невиновен. Это ты виновен! — ее обличительная речь изливалась, как расплавленная лава. — Я знаю, что Ханро была с тобой прошлой ночью. Я знаю, что там творилось, не думай, что не слышала! Я могла бы засадить тебя в тюрьму по тому же самому обвинению, если бы захотела. Я — староста здешних женщин и это кое-что значит, хоть ты и думаешь, что чем-то лучше нас!
Его снова окатила волна гнева и неосторожные слова вырвались сами собой:
— Ты не сможешь арестовать меня, Кхепура, потому что знаешь, что муж твой виновен. Скажи-ка — Сани когда-нибудь приносил тебе драгоценности из гробниц, как приносил Ханро?
Толстуха задохнулась и отшатнулась от него. Ее сыновья разразились неистовыми протестами. Семеркет немедленно пожалел о своих словах, хотя и не мог отрицать того удовольствия, которое они ему доставили. Он торопливо повернулся к печи, чтобы забрать свою еду, желая уйти отсюда, прежде чем жители деревни на него набросятся. Но пиво, сыр и зелень исчезли. Он раздраженно окликнул служанку. Та несколько минут искала в кухне, потом заметила еду на дальнем конце длинной деревянной скамьи.
