Или наделить самодвижением, самостоятельностью сознание, и в зависимость от его активности поставить ответ на вопрос — почему именно эти стороны предмета поставлены перед моим умственным взором, сделаны предметом сознания?
Короче говоря, развитие знания — даже чисто количественное — возможно лишь потому, что отношение между единичным сознанием и единичным предметом все время изменяется. Если бы перед данным единичным сознанием все время находился единичный предмет (один и тот же) — то сознания, как такового, не было бы. Было бы не отношение между субъектом и объектом, а отношение между двумя объектами.
Следовательно, перед единичным сознанием проходят единичные предметы, и здесь также нет ни намека на специфическое отношение объекта к субъекту. Здесь субъект совершенно тождественен любому другому объекту, в соотношение с которым становятся другие предметы, объекты. От его деятельности сие не зависит, а если зависит — то столь же, сколь от другого объекта.
Это прогресс в дурную бесконечность, поскольку число и качество единичных соотношений уходит в дурную бесконечность. Т. е. Гегель здесь хочет сказать, что из единичного сознания, считаемого за «истинное» сознание, и из столь же единичного предмета нельзя понять закономерности развития знания.
Перед единичным сознанием проходят, дефилируют бесчисленные и разнообразные единичные предметы. Что же остается в результате фильтрации всех этих многообразных впечатлений, что остается инвариантным, устойчивым, сохраняющимся? Пока сознание единично — ничего, кроме предмета как такового, или — со стороны субъекта — единство сознания, пустое незаполненное единство, в логике — бытие как таковое, не определяемое далее никаким более определенным образом, и потому равно «небытию» (небытию всякой устойчивой определенности). Гегелевская концепция относительно чувственно — практического отношения человека к предмету заключается коротко в следующем. В отличие от субъективных идеалистов Гегель в полной мере учитывает тот факт, что чувственный мир, мир предметов, существует вне и независимо от эмпирического человеческого сознания.
Эмпирическое единичное сознание, а также совокупное сознание людей данной эпохи имеют против себя мир реальных чувственных вещей, бесконечно разнообразных как по количеству, так и по качеству. С этим гегелевская философия мирится. Ее мистификация касается гораздо более тонких и глубоких моментов отношения сознания и предмета.
