В эту последнюю перед началом учебного года неделю мы с Гелей нашли себе частную квартиру, у Вали-магазинщицы. Валя была неопределенного возраста, как это часто бывает с женщинами ее наклонностей. Ее муж вообще казался нам старым. Тем удивительнее были нежные отношения, связывающие эту пару. Она — небольшая, светленькая и полноватая женщина, он — высокий сухой и нервный мужчина. Они жили как раз в одном из ярких новых домиков на краю бора почти в соснах. (Как сейчас вижу этот дом, покрашенный желтой краской с ярко-синими наличниками!) Уже потом, прожив с ними осень и зиму, мы поняли, для чего этим обеспеченным людям нужны были постояльцы. Валя оказалась пролеченной от запоев алкоголичкой, уволенной с работы и вынужденной сидеть дома. Свои дети у нее выросли и разъехались, ждать их раньше следующего лета не приходилось. А Валин муж, любя ее, хотел, чтобы она отвлекалась от своей болезни, хотя бы в заботах о чужих людях. Валя честно хотела бросить пить и со всей страстью окунулась в домашнее хозяйство и заботы о нас с Гелей. Мы даже договорились, что она будет кормить нас завтраками и обедами, а мы будем платить ей за квартиру и стол немыслимые по тем временам деньги — тридцать рублей в месяц, если учесть, что наша зарплата составляла примерно сто, сто двадцать рублей. Валя доставала в магазине лесников, где она раньше работала, колбасу, сыр, дефицитные рыбные консервы, шоколадные конфеты и прочую снедь, и все это выставляла утром к самовару, приготовленному к нашему уходу в школу. А вот с обедами ничего не вышло, потому что готовила она на наш вкус ужасно. И это приводило Валю в минорное настроение. Вечером мы заставали нашу хозяйку грустно сидящей у того же самовара, подпершей щеку рукой и говорившей на дивном местном диалекте: «Ой, девки! Цельной-от день емь, емь и все не в апетит!»
Нас поселили в так называемой «летней избе», в большой комнате, отделенной от «зимней избы», где жили сами хозяева, капитальной стенкой. Отапливалась комната печкой, выходящей к нам одной стороной. Осенью там было хорошо, светло и довольно тепло, хотя окон в комнате было не меньше пяти. Из мебели здесь стояли наши с Гелей две кровати, стол у окошка, стулья и комод. У меня была полуторная, у Гели односпальная железная, похожая на солдатскую кровать. Из удививших меня особенностей сельской жизни было все время работавшее радио. Оно начинало вещание в шесть часов утра бодрой утренней гимнастикой и заканчивало его боем курантов на Спасской башне в Москве в двенадцать часов ночи. Где-то к полудню включалось местное радио, вологодское и тарногское. К счастью мы редко бывали утром и днем дома, поэтому слушали радио не часто и все-таки от души веселились над словесными изысками местных журналистов.
