Приближалось окончание учебы и завершение работы над диссертацией, время сгущалось, его физически становилось все меньше и катастрофически не хватало. Поскольку диссертации писать никто не учит, и человек должен, в течение отпущенных ему трех лет сам этому научиться, то я писала свою работу, как Бог на душу положит. Казалось бы, чего проще, возьми в библиотеке чью-то старую работу, прочти, и увидишь, какова должна быть форма этого вида текстов. И я, конечно, читала другие диссертации, но мне хотелось все сделать по-своему. Обычно филологическая научная работа делится на две-три части — теоретическую часть, обзор литературы, того научного направления, в рамках которого вы собираетесь делать свои изыскания, выработка методики анализа и непосредственно сам анализ, выбранного языкового материала, выводы. За истекшее время, помимо общего ликбеза, я занималась изучением теоретических основ анализа художественного текста, а также языковыми средствами выражения сюжетного времени. Я так увлеклась анализом рассказов Хемингуэя, что моя работа вылилась в последовательное описание каждого отдельного рассказа с точки зрения заключенного в нем времени персонажей и автора. Первой мой опус прочла, конечно, Тамара. Удивившись избранной форме описания, она, тем не менее, подбодрила меня и посоветовала, не меняя содержания, изменить структуру работы, построив ее в традиционном виде, отделив теорию от практики. Проделав это, я сама увидела, какой логически выстроенной стала моя диссертация, какой ясной и понятной не только мне самой, но и тем, кто будет ее читать. Ценные замечания сделала Вера Тарасова, одна из самых талантливых наших аспиранток и молодых преподавателей Герценовского пединститута. К лету 1974 года моя работа была завершена, и ее прочитала моя руководительница, Зинаида Яковлевна Тураева. После этого мы с ней определились с официальными оппонентами, учеными, которые должны были выступить на защите с критикой моей работы. А я должна была им ответить на заседании Ученого совета факультета и в присутствии всех желающих послушать мою защиту и принять в ней участие. Моими оппонентами стали: старший научный сотрудник Института языкознания ЛО Академии наук СССР, доктор филологических наук, профессор В. М. Павлов и кандидат филологических наук, доцент, Л. П. Чахоян. С приближением срока защиты я совершенно разуверилась в том, что моя работа достойна одобрения. Мне стало казаться незначительным и мелким мое исследование, да к тому же и плохо написанным. И как же я благодарна Владимиру Михайловичу Павлову, этому замечательному ученому и редкому по своим душевным качествам человеку, который угадал мое состояние и во время первой же встречи похвалил меня и мой труд! После его слов мне уже ничего не казалось страшным или невозможным. Мы сразу стали друзьями, и все наши последующие встречи в Ленинграде и в Вологде я ценю как одни из самых дорогих в моей жизни. Кстати, в Вологду Владимир Михайлович приезжал несколько раз, в качестве председателя экзаменационной комиссии, для приема выпускных экзаменов на факультете иностранных языков Вологодского пединститута, а также для чтения лекций по общему языкознанию. Приглашала его, обычно, Светлана Михайловна Кибардина, известный ученый, будущий доктор филологических наук, профессор этого же института.
