Конечно, в строю стали оглядываться назад, стали смеяться. Комвзвод приказал Вахонину отвести Тишку к хозяйке. Тот поручение выполнил деликатно, Тишку не обидел, не унизил его козлиного достоинства.
Так состоялось знакомство Вахони и Тишки. Они, что называется, сошлись характерами. В последующие дни во время перекуров Вахоня стал понемногу дрессировать Тишку и добился некоторых успехов. Козлик научился выполнять команды «Шагом марш!», «Стой!». Но больше всего ему нравилась команда «Бегом марш!».
По своему почину Тишка стал подражать нам и на занятиях физподготовки. Конечно, турник, кольца и шест для него недоступны. А вот по буму ходит виртуозно, получше многих солдат. А на полосе препятствий отлично прыгает через рвы, окопы и заборы.
— Теперь, Глафира Марковна, резать козлика никак нельзя! — в шутку говорим старушке. — Ваш Тишка вступил добровольцем в лыжный полк.
Кроме меня, ни один солдат из первого .батальона не пережил бомбардировки, даже не слышал сигнала воздушной тревоги и гула фашистских самолетов. Но и меня никак нельзя назвать обстрелянным солдатом. Ведь в бою мне пока не приходилось бывать.
И вдруг в 1-й батальон прислали сразу двух бывалых фронтовиков. Для боевой закваски.
Во второй половине октября из соседнего райцентра прибыл на должность ротного политрука лейтенант Гилев. Ветеран недавней войны с финнами. Среднего роста, в шикарном белом полушубке, с кобурой на боку. Последнее обстоятельство очень впечатляет: личное оружие в запасном полку пока что имеют только самые старшие командиры.
Гилев очень подвижный, порывистый, стремительный. Направляясь к кому-либо, развивает такую скорость, что, кажется, сшибет с ног или пронесется мимо. Но — нет, останавливается как вкопанный и с ходу начинает разговор.
В свои беседы политрук включает рассказы о боевых эпизодах из собственной практики. Слушаем его с большим интересом. Показал нам искусно наложенную заплатку на плече полушубка. По его словам, это след пули финского снайпера.
Я, Федоров и Фунин заметили и обсудили между собой такую особенность бесед Гилева. Когда он делает обзор нынешнего положения на фронтах, его речь слишком патетична, густо насыщена газетными штампами.
Когда же переходит к тому, что видел и пережил сам, когда начинает рассказывать о притаившихся на вершинах елей «кукушках», об охоте за «языками», о тяжелых боях на «линии Маннергейма», его лексика сразу же меняется. Тут уж политрук говорит обычно, будто сидит в кругу друзей у охотничьего костра. Такой доверительный разговор несравненно более доходчив и полезен, чем официальная политбеседа, в которой слишком много времени тратится на доказательства того бесспорного факта, что советские люди — большие патриоты своей Родины и ненавидят фашизм.
