На стадионе было несколько сотен человек, а может, и тысяча. Все они в едином порыве повскакивали с мест, закричали «ура», лица их озарились радостью, руки поднялись вверх, заколыхались вместе с зажатыми в них недоеденными пирожками, мороженым, недочитанными газетами, еще не подаренными цветами и маленькими флажками.
Шешель ощутил чувство единения со всеми, кто был сейчас на стадионе. Он тоже кричал, приветствуя императора, будто увидел пришествие создателя на Землю. Он забыл, что император и императрица ненастоящие, что министры и депутаты — только актеры. Он ведь тоже был ненастоящим.
Император улыбался, поворачивался, как флюгер, из стороны в сторону, помахивал рукой. Императрица вела себя поскромнее и так же, как в том случае, когда ее супруга отчитывал Томчин, старалась, чтобы на нее не обращали внимания. Но тут она о чем-то вспомнила, заулыбалась, подняла нерешительно правую руку и тоже замахала, а толпа воодушевленно ответила ей тем же, да еще новыми возгласами.
Их обступили члены кабинета министров, видные военачальники. Все увешанные наградами. Для новых у них на груди и места-то не осталось. Заполучи они еще какую — вешать будет некуда.
Шешель кричал упоенно, как мальчишка, радующийся, что команда, за которую он болеет, забила гол. Точно так же много лет назад он кричал, встречая императорскую кавалькаду, проезжавшую по улицам его города. Тогда он видел Николая Второго впервые, бежал следом за его каретой и был счастлив от этого. Скажи ему кто, что через много лет он будет разговаривать с ним, уже тогда умер бы от счастья и не дожил бы до этого времени. Хорошо, что тогда он не пошел к гадалке.
Гример поработал на славу. Это его заслуга, что человек на трибуне для почетных гостей ничем не отличим от настоящего императора. Вряд ли удалось бы двойника найти.
Шешель смотрел за спины императорской четы — туда, где среди министров, депутатов была и Спасаломская. Ну как же без нее. Ведь она жена космонавта, отправляющегося к Луне. Проводить его все и собрались. А он на одной из трибун.
«Вот он я. Вот. Не туда смотрите».
Томчин остался бы недоволен его детским поступком. Вдруг камера выхватит его из толпы? Тогда кадр окажется загубленным. Поймут это, только проявив ленку. Как такое может быть — космонавт вдруг оказывается на трибуне и вместе со всеми смотрит, как взлетает ракета, на которой он должен в этот момент находиться. Конфуз. Безобразие. Преступление.
Шешель смотрел на Спасаломскую. На нее он пришел полюбоваться. Вот почему он здесь.
