Витек на новые времена не жаловался. Юля тоже была всем довольна, зарылась в свою науку, и с личной жизнью порядок – решили с Михаилом, наконец, пожениться. В институте, куда они устроились после истфака, больших заработков не дождешься, да разве в этом только дело? Юлька пишет диссертацию по первой половине XIX века, ноет, чтобы брат свозил ее туда еще хоть разочек, а он все обещает да откладывает. Он теперь занимается книгами Достоевского, другое время. Молодец был мужик, много всякого понаписал, хоть и отмотал – было дело – срок. Товар идет, как горячие пирожки.
Между тем, в стране что-то опять менялось – ушел Ельцин, пришел новый президент. Витьку это все было по барабану, и родителям, похоже, одна малина. Юля-Джуди таки защитилась, теперь она, видите ли, Юлия Тимофеевна, пишут с мужем вместе какую-то книгу. Юлькин свекор – професор кислых щей, хмурится, что-то не по нему, а что – не разберешь. Старикам не угодишь, поскольку старость, как известно, не радость.
Каково же было удивление Витька, когда к нему в магазин однажды явилась Марина, с которой они уже месяца два не виделись, только перезванивались. Села в его кабинете в кресло, откинулась, закурила. Выглядит неплохо, прикид, косметика – все как следует. Но ведь не девочка уже, годы свое взяли. "Светская дама", – подумал Витек. И пожалел, что не женился вовремя.
А она точно подслушала. Говорит:
– Вот что, Витя. Я пришла сделать тебе предложение.
– Какое? – Витьку любопытно.
– Нормальное, – улыбается Марина, – какое полагалось бы сделать тебе. Руки, а заодно и сердца. Да закрой ты рот, за умного сойдешь.
– Я… – мямлит Витек, – ты… Мне давно хотелось…
– Ничего тебе не хотелось, – отрезала Маринка, – тебе хотелось бабло срубать и по бабам бегать… Нет, я не наезжаю, самой было не до тебя, если честно-то. А теперь вот надумала.
– И чего? – спросил Витек, чувствуя себя последним болваном.
– Ты – тормоз? Объясняю: время, Витя, меняется. Ты этого еще не видишь, а увидишь – будет поздно. Скоро гайки начнут закручивать, да так зажмут, что не пикнешь. Опять будут следить, сажать, все, как при прежних. И тех, кто побогаче, так станут трясти, что с голым задом останутся. А насчет демократических свобод уже зажим пошел. Я-то понимаю. И родители мои понимают, особенно папа. На демократию ему, конечно, плевать, а вот без штанов на старости лет – это ему никак не светит… Короче, мы решили ехать.
– Куда?
– На историческую родину, куда еще? У родителей там уже половина друзей. Все устроились, все при деле. А кто постарше, тоже неплохо живут. Израиль, говорят, рай для стариков и детей. Вот я и решила – надо нам с тобой объединиться, поехать и строить новую жизнь. Пока есть деньги и силы. Я, между прочим, если поднапрягусь, еще и родить могу… Ну?
