Сказание о Громушкиных | страница 2



Приходило же совсем другое: обеспечение дефицитными товарами собственной семьи, родных и клиентов, если те хорошо платили или были нужными людьми, через которых налаживаются любые связи. Нужные люди отличались от прочих тем, что являлись в магазин "Мясо-бакалея", где Громушкин был директором, не с главного входа, возле которого еще перед открытием толпились старушки в надежде, что "выбросят", скажем, гречу или индийский чай со слоном, и тогда, отстояв две очереди ("в одни руки – только кило или две пачки"), можно взять и отнести домой или продать с некоторой надбавкой соседке. Старушки эти – а их в те годы многие, в том числе правоохранители, считали спекулянтками и время от времени гоняли от магазинов – несли, между прочим, в себе зародыш частного предпринимательства, за что заслуживают полного уважения.

Так вот, нужные люди подъезжали ко входу служебному на своих "Москвичах" или "Жигулях". Те, кому полагались служебные "Волги", отоваривались в спецраспределителях, и за коробкой с товаром ходил обычно водитель, а господа попроще, а в то время – товарищи, входили в магазин и просили первую же тетку в белом засаленном халате позвать Тимофея Алексеевича. Тот не торопясь выходил, принимал заказ на дефицитную говяжью вырезку, а заодно все на ту же гречу и оливковое масло или чай, за что получал сверх установленной стоимости кое-какой подарок. Часто в денежном выражении, а иногда дополнительно, еще и в виде билетов в партер на престижную премьеру, которую Громушкин вообще-то видал в гробу, но жена сказала, что пойти туда просто необходимо – "там будут все, а мы что – хуже людей? И вообще, я люблю постановки". Это – если клиент имел отношение к театру, а если к торговле запчастями для автомобиля, то довеском к плате была договоренность, когда подъехать на склад и взять необходимое. То же распространялось на импортную мебель, одежду, за которой модницы убивались в "Пассаже", а супруга Громушкина могла всегда выбрать все, что ей шло и что "носят все". Нужные люди водились также в аптеках, магазинах, где торгуют радиоприемниками и телевизорами и, опять же, в "Стройтоварах", так что, в отличие от профессора, в доме которого доживала век допотопная рухлядь, Громушкин с женой спали в отремонтированной по последнему слову спальне, на заграничном гарнитуре, хрусталь и фарфор держали в серванте "Хельга", а дочь их Юлия ходила, на зависть мамашам девочек, из-под платьев которых свисали безобразные штаны с начесом, в разноцветных туго натянутых колготках. Юля, впрочем, была тогда маленькой девочкой и чваниться своей исключительностью еще не научилась. А вот четырнадцатилетний сын Виктор не просто гордился, что папа отвозит его в английскую школу на "Жигулях", не его одного туда возили на машине, он хотел иметь то, чего ни у кого из ребят не было. Заграничные шмотки – тьфу! И путевка в крымский пионерлагерь "Артек" тоже тьфу (ее, кстати, папе буквально навязывал один из благодарных клиентов), нет, Виктору нужно было что-нибудь… этакое, модное, необыкновенное, чего хотят все, да взять негде.