Затея для державы нашей привычная, вот и отцу нашему первую жену так выбирали. Дело суетливое, но веселое и радостное, особливо для девок.
* * *
Первым приспело венчание на царство. Лучше бы было наоборот, и благолепнее, и солиднее, ведь и брат первым делом о женитьбе заговорил, а уж потом — о царстве. Но вожделел Иван царского венца много сильнее, чем жены, ему пока неизвестной, вот и подгонял Макария. Но когда все уже было готово, сам сдержал нетерпение, удалился на несколько дней для поста и молитвы, потом призвал к себе митрополита, исповедался ему в грехах и, разрешенный, со спокойной совестью, причастился Святых тайн.
На следующее утро, а было это 16 января, Иван торжественно вышел в столовую палату, где его уже ждали все бояре, а воеводы, князья и чиновники, числом более трехсот, стояли в несколько рядов в коридоре, лестницах, и сенях, оставляя между собой чистое место для прохода.
Ход открыл Благовещенский протоиерей Феодор, которому Иван вручил золотое блюдо с лежащими на нем Крестом Животворящим, шапкой Мономаховой и бармами царскими. За ним ступал дядя наш князь Михаил Глинский, как старший ближайший родственник. А в сопровождении люди служивые, казначеи да дьяки.
Как дошли они до храма Успения, так через весь двор Кремлевский, от великокняжеских палат до храма, расстелили широкий, в семь локтей, бархат алый, нетронутый. В пяти шагах от дорожки по обе стороны выстроилась стража царская, облаченная в новые кунтуши, крытые голубым сукном и подбитые беличьим мехом. Первый ряд стражи, обращенный к дорожке, стоял недвижимо с бердышами у ног. Второй же, сцепив руки, сдерживал народ московский, стекшийся в изобилии в Кремль поглазеть на зрелище невиданное и в надежде на богатые подарки.
Ивана облачили в шубу знатную, из двухсот соболей отборных, и шапку в локоть высоты из лисицы чернобурой. Он первым ступил на бархатную дорожку, явив себя народу православному. Пока же народ изъявлял свою любовь к государю криками громкими, за спиной его ход выстраивался. Бояре до последнего о местах спорили, но тихо, больше пихались. Наконец тронулись. Впереди шел Сильвестр с крестом и святой водой, кропя ею на обе стороны и попадая больше на стражей да бердыши их. За ним выступал Иван с лицом каменным, устремленным только вперед. А полы шубы его покрывали всю дорожку и долго за ним влеклись, так что я все боялся на них наступить. Потому как за Иваном шел я, один, а князя Владимира со мной не было, его Господь, который все видит, болезнью медвежьей поразил. И тетки Евфросиньи не было, не женское это дело. А уж за мной в два ряда шли бояре, князья и прочий двор.
