– Зауэр! (Короткая пауза). Здравствуйте, господин министр.
Пауза подлиннее. Зауэр еще сильнее мрачнеет. Говорит:
– Да, я, конечно, в курсе. Конечно, это моя недоработка, целиком беру на себя. Я найду утечку. Думается, все не так безнадежно: пресса больше никакой пищи не получит – это я вам гарантирую, а из того, что уже вышло – многого не выжать. Я как раз сейчас с этим разбираюсь, как закончу – доложу. Думаю, не позже, чем через 2-3 часа. (Снова пауза) Благодарю вас, всего хорошего.
Вешает трубку, поднимает ее заново, набирает номер, слышит ответ, говорит:
– Это Зауэр. Госпожа Фишбауэр, с нетерпением жду вас в моем кабинете!
Вешает трубку.
Снова вилла Адольфа Мюллера на Тегернзее. Франк и заметно успокоившийся Гитлер.
Франк:
– Так или иначе, нужно писать опровержение.
Гитлер вдохновляется:
– Сейчас продиктую!
Франк садится за пишущую машинку.
Гитлер ходит по комнате – сначала молча. Потом решительно диктует, все более возбуждаясь. Франк профессионально стучит на машинке:
«1. Это неправда, что я „поспорил“ либо „сильно поссорился“ с моей племянницей Ангеликой Раубаль в пятницу 18 сентября 1931 года или до того.
2. Это неправда, что я „был решительно против того“, чтобы моя племянница поехала в Вену. Правда в том, что я никогда не был против запланированной поездки моей племянницы в Вену.
3. Это неправда, что моя племянница собиралась обручиться в Вене, или что я имел что-то против помолвки моей племянницы. Правда в том, что моя племянница, которую беспокоило то, что она еще не готова к тому, чтобы выступать на публике, хотела поехать в Вену, чтобы проконсультироваться с одним педагогом по поводу возможностей ее голоса.
4. Это неправда, что 18 сентября 1931 года я покинул свою квартиру „после сильной ссоры“. Правда в том, что не было никакой ссоры, не было нервозности, когда в тот день я уходил из квартиры».
Кабинет Зауэра. Входит Мария Фишбауэр. Сухо приветствуют друг друга, но заметно, что они близкие друзья.
Зауэр спрашивает, тыча пальцем в газету:
– Твоя работа?
Фишбауэр (агрессивно):
– С чего ты взял?
– С того, что про нос и, главное, про травмы на теле знали только ты и доктор Мюллер. Ты укладывала эту Раубаль в гроб в субботу, ты и ассистировала Мюллеру при вскрытии, ты и упаковывала ее в свинцовый гроб в воскресенье.
– Во-первых, когда я была одна, то я не все время была одна – мне помогали и другие сотрудники; одной, как ты прекрасно понимаешь, со всем этим не управиться. В воскресенье со мной была, например, Розина Цвекль – ты ее хорошо знаешь. Во-вторых: а почему не Мюллер?
