Его глаза, как всегда, пробежали по рядам музыкантов и на короткий миг остановились на Тэре.
– Леди и джентльмены, – с улыбкой сказал он, – прошу вас поприветствовать солистку.
Поднялся одобрительный шум. Всплеск аплодисментов. Гул литавр. Все с удовольствием приветствовали Тэру, которая не только была дочерью их давнего коллеги, но и была теперь связана романтическими и скандальными узами с их выдающимся музыкальным руководителем.
Сол дождался тишины. Но как только он собрался сказать несколько слов о концерте Элгара и манере, в которой его следовало играть, его перебил лидер оркестра, обходительный мужчина, шутливо прозванный "главным тореадором".
– Маэстро, разве вы не собираетесь рассказать Тэре назидательную историю? Ведь она впервые на сцене.
Сол прищурил глаза и улыбнулся.
– Ах, да. – Он посмотрел сверху вниз на Тэру, а она – снизу вверх на него. – Вступительное слово для дебютантов. Когда я работал в оркестре в Мюнхене, там был один фаготист, – объяснил он. – Хитрый старый черт. Он знал о музыке все. Он любил сидеть в полутемных пивных подвальчиках и рассказывать анекдоты о дирижерах.
Он замолчал.
– И что же дальше? – спросила Тэра.
– Он утверждал, что, когда перед оркестром появляется новый дирижер, музыканты сразу понимают, кто здесь хозяин – он или они. Еще до того как бедняга берет в руки дирижерскую палочку, они уже точно знают, кто будет задавать тон.
– Мне кажется, я знаю, кто задает тон в этом оркестре, – вставила Тэра. В ее глазах сверкали искорки. – У этой истории есть счастливый конец? – поинтересовалась она.
– О, разумеется. Музыканты должны быть компетентны и послушны. Включая солистов.
– Итак, слабонервные, мятежные духом или недостаточно техничные могут уйти сразу? В этом мораль истории? Что ж, я остаюсь! – заявила Тэра, вызвав среди музыкантов гул одобрения.
– Хорошо. Тогда перейдем к делу. – Ксавьер снова стал суровым и целеустремленным. – Концерт Элгара, леди и джентльмены. Великое произведение искусства. Изысканная вещь. Давайте постараемся не испортить ее.
Он положил руки на изогнутый медный поручень. На его собранном лице появилось увлеченное выражение.
– Эдуард Элгар был композитором огромного обаяния, – начал он. – Для его музыки характерны вкус и воспитанность ушедших веков. Это музыка величайшего достоинства, величайшей красоты и истинного благородства. Она исполнена ностальгической тоски по прошлому.
Слушая его, Тэра представила картину: подернутый дымкой июньский полдень в старом английском саду. Две стройные элегантные женщины в белых муслиновых платьях – так могла бы выглядеть повзрослевшая Алессандра или молодая Джорджиана – медленно идут по шелковистой лужайке, дружески беседуя. Сол продолжал говорить.
