Моника взяла свой инструмент и перебрала пальцами струны, прежде чем заиграть открывающую тему концерта Мендельсона.
– Каждый серьезный скрипач пытается играть эту вещь, – сказала она своим восхищенным слушателям. – Просто трудно удержаться, чтобы не попробовать. Такая волнообразная, дразнящая мелодия. – Она повела статным плечом. – Давайте посмотрим, права ли я.
Она подозвала мальчика, предложив ему продолжить с того места, где остановилась.
Он встал, бледный и тощий, как жердь, с восточными чертами лица и блестящими черными волосами.
Едва он начал играть, как дверь тихо открылась, и вошел Ксавьер. Молча устроившись в дальнем углу комнаты, он махнул рукой, показывая, что не надо прерывать занятие.
Тэра восхищенно слушала игру мальчика. Его талант был бесспорен, техническое мастерство внушало уважение, а способность извлекать из музыки чувства была просто ошеломляющей. Тэру поглотило его исполнение, но все же не настолько, чтобы не замечать безмолвного присутствия Сола Ксавьера. Она все время осторожно поглядывала в его сторону, стараясь уловить реакцию маэстро на то, что он слышал.
Но лицо Ксавьера было абсолютно спокойным и непроницаемым и оставалось таким в течение следующих тридцати минут, когда Моника учила, терзала и мучила мальчика, вытягивая из него скрытый потенциал.
Тэре совсем не хотелось оказаться на месте этого мальчика в качестве объекта безжалостной выучки. И не столько из-за того, что она понимала, что ее техника не идет ни в какое сравнение с тем, что она услышала, но скорее из-за сильного нежелания выглядеть посредственностью в глазах Сола Ксавьера.
Ее нервы начали звенеть от напряжения. Когда Моника, наконец, вызвала ее, руки Тэры дрожали так, что она боялась, что вообще не сможет провести смычком по струнам.
Моника слушала сольную игру Тэры в течение нескольких секунд, потом резко остановила ее.
– Хорошо. Очень мило. Но слишком напряженно. Расслабься, моя дорогая. Посмотри на меня – нужно сделать глубокий вдох. Давай же, несколько глубоких вдохов.
Тэра поняла, что у нее нет другого выхода, как делать то, что было сказано. Она чувствовала себя униженно и глупо, пыхтя и отдувась на глазах у всех.
Она начала снова. На этот раз – одну из партий Баха. И снова Моника остановила ее.
– Все еще слишком много напряжения, слишком много нервов. Это бывает со всеми. Я сама нервничаю!
– Нет, вы не нервничаете, – выпалила Тэра.
Моника рассмеялась.
– Хорошо. У меня все по-другому. Разумеется. Давай ты сядешь и успокоишься, а потом мы попробуем снова.
