Я схватила его, и, догнав их, сунула мобильный медсестре.
- Это его... – сказала я.
Та, словно уже где-то в операции, как-то напряженно собранная и суровая, только выругалась. И, не глянув, сунула мобильник санитару.
Странная медсестра – размышляя, я пошла за ними. Чтобы узнать про Олю.
И тут в зеркало в зале я увидела странную вещь – маленькую принцессу за рулем моего так и не выключенного “жигуленка”.
Мне точно кто седьмую скорость врубил. Я сорвалась с места как настоящий “жигуль”.
Я добралась до машины, когда любознательный ребенок уже давил на педали и сдвинул передачу.
Вытянув ее из-за руля, я ее здорово отшлепала, вся вне себя от ужаса. А потом, выдыхая задержанный вдох после пережитой жути, прижала к себе.
Она тоже прижалась ко мне. Она была такая маленькая и костлявая.
Мы замерли.
- Что ж ты делаешь, дура? – тихо сказала я, крепче прижав к себе и вздохнув. – Ты ж убилась бы только так...
- Зато ты бы плакала и носила бы мне варенье... – тихо-тихо как-то искренне всхлипнула она.
- Пошли, я тебя отведу домой... Где твоя мама?
- А мамы нет... – как-то просто сказала она.
- А отец...
- И отца нет...
- Но кто-то ж у тебя есть? – сквозь сострадание сказала я. – Кто-то ж тебя одевает!
- Я дома весь день одна... – печально сказала малолетняя принцесса.
Зазвонил мобильник.
Я дернулась. Похлопала по карманам и в сумке, но у меня его не было. Подняв глаза, я увидела, как по нему говорит санитар.
- Наш телефон! – сказала принцесса. – Надо было забрать! Все равно санитар присвоил...
- Мммм... – сказала я, садясь на сиденье, ибо думала, что я дойду от этого ребенка.
И тут до меня дошло.
- Слушай, а что это ты такая костлявая? – недоуменно спросила я. – Тебя что, голодом морят? Почему у тебя тело, как у бронтозавра, бронебойными пластинками?
Она подозрительно вздрогнула.
- Это болезнь... Ее нельзя показывать... – быстро сказала она. – Меня нельзя касаться, я умираю!
Но через секунду я уже обыскивала ее по полной программе, вынимая отовсюду свои доллары, пачки денег от монопольки, ключи...
Хоть я дура, но я устроила ей настоящий шмон.
- Я не воровка, – отчаянно плакала она. – И тебе что, залко... У тебя их много... Я только одну взяла!
- Мне не жалко этих пачек от монопольки, – сказала я, вытаскивая отовсюду эти дурацкие пачки от монопольки мужа, – но это дело принципа!
Хоть это и бумага, я специально пересчитала все пачки, выкинув их из сумки и перекинув обратно. Я помнила сколько их было. Каждая по тысяче банкнот. С дурацкой надписью Е. Только мужчины это могли придумать. Пятьсот Е – это сдохнуть можно.
