Когда пробьет восемь склянок | страница 68



— Хэлло, хэлло, хэлло! — приветствовал меня человек с реденькой бородкой. — Добрый день! Добрый день! Мы чрезвычайно рады видеть вас.

Я взглянул на него и пожал протянутую руку. Потом внимательно присмотрелся к лежащему на одном борт судну и мягко сказал:

— Не исключено, что вы потерпели бедствие, но находитесь здесь в довольно благоприятных условиях, на материке. Помощь скоро прибудет.

— О, мы хорошо знаем, где находимся. — Он неопределенно повел рукой. — Мы встали здесь на якорь три дня назад; к сожалению, ночью во время бури наше судно получило пробоину. Очень некстати.

— Судно получило пробоину, уже когда стояло здесь? Лежало на якоре, как и сейчас?

— Да.

— Действительно не повезло. Из Оксфорда или Кембриджа?

— Конечно из Оксфорда. — Он, казалось, был немного расстроен моим сухим тоном. — Мы члены смешанной геологической и ихтиологической комиссии.

— Что ж, во всяком случае, камней и воды тут достаточно, — сказал я. — А повреждения велики?

— Одна доска пробита и выскочила из паза. Боюсь, что собственными силами нам это не починить.

— Продуктов у вас достаточно?

— Разумеется.

— Передатчик есть?

— Нет, только приемник.

— Пилот вертолета немедленно сообщит об аварии и попросит, чтобы сюда прислали специалиста и инженера, как только погода немного улучшится. Всего хорошего.

У него отвисла челюсть.

— Уже улетаете?

— Мы в служебном полете. Вчера ночью была получена радиограмма с терпящего бедствие корабля.

— Ах да, да, мы тоже это слышали.

— Сперва я подумал, что это вы, но, как видно, ошибся. Мы должны прочесать большую территорию.

И опять на восток, к оконечности Лох-Хоурон. Когда мы пролетели приблизительно полпути, я сказал:

— Путь далекий. Давайте-ка посмотрим те четыре острова, которые лежат в Лох-Хоурон. Начнем с самого дальнего, того, что на востоке. Как он называется? Ойлен Оран. А потом медленно полетим назад, пока не вернемся к причалу Лох-Хоурона.

— Вы же говорили, что хотите облететь все море.

— Я изменил решение.

— Что ж, мне придется танцевать под вашу дудку, — сказал пилот. Он был невозмутим, этот старший лейтенант Уильямс. — Итак, на север, к Ойлен Оран.

Через три минуты мы уже висели над островом. По сравнению с Ойлен Оран каторжная тюрьма в Алокатразе показалась бы местом отдыха, где приятно провести отпуск. Весь остров представлял собой цельную скалу приблизительно с половину квадратной мили. Нигде ни травинки. Тем не менее на острове стоял дом, из трубы которого шел дым. А рядом был ангар. Правда, судна не было видно. Дым из трубы означал, что в доме должен находиться человек. По крайней мере, один человек, и каким бы образом он ни добывал себе средства для жизни, ясно было, что делал он это не обработкой плодородной почвы. В свою очередь это означало, что в ангаре все-таки должно быть какое-то судно: для рыбной ловли, чтобы прокормиться, для связи с внешним миром. Ибо если о чем-либо и можно было сказать с уверенностью, так это о том, что с тех пор, как Роберт Фултон изобрел пароход, сюда никогда не заходило судно, совершающее регулярные рейсы. Минут через двадцать Уильямс ссадил меня на остров неподалеку от домика.