— Я преклоняюсь перед его идеализмом, — говорит пастор Нёррегор-Ольсен, — и восхищен его способностью воодушевлять людей. Но меня отталкивает — да, извини меня за прямоту,—меня отталкивает его грубость. В нем есть что-то вульгарное.
— Его надо видеть, когда он выступает, — возражает Харальд Хорн. — Я ведь много раз видел его, когда бывал в Берлине на больших собраниях во Дворце спорта. Нельзя представить себе всю силу его личности, если не видеть его своими глазами. Замечательное зрелище! Он совсем не вульгарен. Он человек вполне светский, широкой натуры.
— Не подумай, что я недооцениваю его, — говорит пастор. — Я поистине прихожу в восторг, когда слышу у себя в комнате шелест крыл мировой истории. Подумать только, если бы люди могли слышать по радио Наполеона, когда он обращался к своим гренадерам! Но Наполеон был личностью иного склада. По крайней мере так говорят. Муссолини тоже не похож на Гитлера, он ярок, величествен; должен признать, что именно ему отдал я свое сердце! Величие Гитлера я тоже признаю — отчасти. Он появился, как сказочный принц, в нужный момент, в минуту грозной опасности. Я преклоняюсь перед его гением. Но есть что-то плебейское в его облике, быть может, это от усиков, а возможно, потому, что он говорит по-немецки.
«Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!» —орет радио.
— Ты совсем как твой ютландский коллега, пастор и поэт,—говорит литератор.—Он точно так же не может устоять перед Муссолини.
— Я не поэт, — скромничает пастор. — Я только чуточку писатель. Я пишу в нашей церковной газете.
«Я благодарю немецкий народ, сделавший меня своим избранником, фюрером в той борьбе, которая будет творить пятисотлетнюю или тысячелетнюю историю не только Германии, но и Европы, даже историю всего мира!» — орет фюрер по радио.
И оба собеседника на минуту прекращают разговор, чтобы послушать фюрера.
Потом Харальд Хорн продолжает:
— Я не национал-социалист, ты это знаешь. Но я спрашиваю: что было бы с нами, если бы в Европе не было Гитлера? Мы пали бы жертвой коммунизма! Оказались бы в Азии! Он спас не только Германию, но и всех нас!
Пастор кивает головой:
— Да, да. Мы, несомненно, во многом обязаны ему.
— Очень легко критиковать его методы, — продолжает Харальд Хорн. — Наши культуртрегеры найдут, на что пожаловаться. Но без Гитлера коммунизм раздавил бы нас. А что касается методов, то найдется и на собаку палка! Дело идет о нашей культуре, о христианстве!
— Да, — говорит пастор. — А разве Гитлер не католик?
