– Ты посмотри, – ухмыльнулся Голландец, – какой неожиданный курбет. Действительно, возвращаться деду было глупо.
– Не иронизируйте, – Евгений Борисович нахмурился. – Война тогда поломала много судеб…
– Но не вашего деда, – отчего-то заупрямился Голландец. – Впрочем, простите, я вас слушаю.
Молодой человек кашлянул, потер ладонью о ладонь и, глядя в пол, снова заговорил:
– Не знаю, совесть растревоженная тому причиной была или размолвка с женой-француженкой, которая, как и муниципалитет Марселя, даже не догадывалась о браке деда в СССР, да только в один прекрасный момент он оказался в Союзе.
– А что же его французская жена?
– Еще до отъезда деда ей сильно нездоровилось и она слегла в больницу.
– Какую больницу?
– Не знаю, что-то с почками. А дед вернулся в Союз. С собой он привез меня и большую сумку вещей.
– Он вас выкрал?
– Совершенно верно, – Евгений Борисович кивнул. – В три года от роду я оказался с ветреным дедом в стране, где у нас не было ни жилья, ни средств к существованию.
– Вы сказали – ветреным дедом?
– Разве человек серьезный поедет в конце восьмидесятых в СССР, да еще с трехлетним внуком на руках?
– Дальше, – попросил Голландец.
– Но он вернулся не просто в СССР, из которого сорок лет назад бежал. Он вернулся к бабушке.
– Так…
– И с восемьдесят восьмого года до минувшего понедельника они жили вместе.
– А что случилось в понедельник?
– Дед умер.
– От чего?
– Странный вопрос. От старости. От чего же еще умирают люди в девяносто лет?
– Иногда в девяносто умирают от топора в голове. А бабушка?
– Бабушка еще жива. Она-то и стала причиной того, что я десятый день не нахожу себе места.
– Это как-то связано с картиной?
– Стал бы я приглашать вас, если бы нет. – Евгений Борисович повел плечами, словно рубашка под пиджаком прилипла к спине. – Перед смертью, в течение недели, дед рассказывал бабушке о своей жизни во Франции. Он, видимо, чувствовал, что отдает концы.
– Как-то вы о дедушке…
– Если бы не его внезапно пробудившаяся любовь к жене, которую он не видел полвека, я бы спокойно мастерил мебель в мастерской отца и не имел тех хлопот, которые сейчас сводят меня с ума!
– Вы лжете.
– Лгу, – подумав, произнес молодой человек. – Я лгу. Не хотел бы я мастерить кресла и ковыряться в обивке. Меня моя жизнь вполне устраивает.
– А зачем лжете?
Евгений Борисович раздраженно встал из кресла и принялся ходить вокруг столика. Когда он оказывался за спиной Голландца, тот начинал его рассматривать в зеркале двери.
