- А кто же у вас пчеловод? - Алену забавлял славный мальчуган. - Ты, наверное?
- Нет, - покачал головой Кирюша. - Дед Валя наших пчелок пасет. А еще он врач, зубы лечит.
- Значит, твой дедушка - наш зубной врач.
- Тетя, а вам он зубы не вырывал?
- Слава богу, нет, здоровы мои зубы.
- Это хорошо. И мои зубы дед не вырывал.
- А кто же тут еще живет?
- Дед Валя, баба Лида, мама, папа, я и Ира.
- Сестричка Ира?
- Ага, она еще говорит не по-нашему: бу-бу-бу, а-а-а...
- А бабушка твоя не работает, отдыхает?
- Не отдыхает, а кашляет: к-ха, к-ха...
Алена засмеялась, подхватила мальчика на руки, покружила.
- Какой ты хороший, Кирюша, - она чмокнула малы, - ша в щеку и поставила на ноги. - Славный мальчик. - И ей, как всегда, когда приходилось возиться вот так с детьми, стало грустно и обидно, что не родила она себе такого сыночка или дочку и что не останется после нее никого, кто бы продолжил цепочку их родословной. Ни братьев у нее не было, ни сестер. А мог же и у нее быть такой внучек, говорил бы вот так потешно, радовал бы ее.
- Иди, Кирюша, домой, а то вон уже баба Лида беспокоится, - заметила Алена в окне женщину.
- Ага, я пойду и скажу, что гуляю около дома, - охотно согласился он, толкнул спиной калитку и пошел.
"А что, был бы такой внук, может, и не один, - думала она по дороге в санаторий, - если бы после войны родила сына (почему-то верилось, что родился бы сын), ему было бы почти тридцать". Подумала про внуков, которые могли бы у нее быть, - и представился беленький рассудительный Кирюша. И фамилия их была бы Ровнягины. Если бы... Если б Ровнягина не убило на войне...
Могла бы Алена родить и позже, не от Павла Ровнягина. После войны, в конце сороковых, полюбила она женатого мужчину, отца двоих детей. Все в том человеке она нашла: и любовь, и ласку, и сочувствие, и жалость, которая не унижала, а придавала ей уверенности - есть кому пожалеть, а значит, помочь в жизни. Бросилась она в ту любовь, как в омут, - что будет, то будет. Ничего не могло ее удержать, ничего не боялась: ни сплетен, ни стыда, ни пересудов людских, ни суда общественности на профсоюзном собрании льнозавода. Любила она его до самозабвения, и он ее так же любил, и было им обоим хорошо и радостно от того, что легко досталось им счастье и что без раздумья бросились они навстречу друг другу. "Это мое счастье, пусть временное, пусть короткое будет, но оно мое", - думала она, заранее отбиваясь от людских нападок. Она понимала, что такое счастье не может быть постоянным, будничным, ведь счастье - это дар божий, взлет души, которого, бывает, ждут всю жизнь, счастливая развязка чего-то сложного, трудного.
