Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 | страница 8
— Как вам будет угодно, лишь бы я смогла проникнуть к королеве.
— Как зовут брюггских монахинь, которые лечат больных?
— Бегинками.
— Итак — отныне вы бегинка.
— Согласна. Но все же мне придется перестать быть бегинкою.
— Это уж ваша забота.
— Ну нет, извините. Я вовсе не хочу, чтобы передо мной захлопнули двери.
— И это ваша забота, сударыня. Я прикажу старшему камердинеру дежурного офицера ее величества впустить во дворец бегинку с лекарством, способным облегчить страдания королевы. Вы получите от меня пропуск, но лекарство и объяснения — об этом подумайте сами. Я признаю, что послал к королеве бегинку, но отрекусь от госпожи де Шеврез.
— На этот счет будьте покойны, до этого не дойдет.
II. Шкура медведя
Кольбер вручил герцогине пропуск и чуть-чуть отодвинул кресло, за которым она стояла, как за укрытием.
Госпожа де Шеврез слегка кивнула и вышла.
Кольбер, узнав почерк Мазарини и пересчитав письма, позвонил секретарю и велел вызвать советника парламента, г-на Ванеля. Секретарь ответил, что советник, верный своим привычкам, только что прибыл, дабы доложить интенданту о наиболее важном в сегодняшней работе парламента.
Кольбер приблизился к лампе и перечел письма покойного кардинала; он несколько раз улыбнулся, убеждаясь все больше и больше в ценности документов, переданных ему г-жой де Шеврез, и, подперев свою тяжелую голову обеими руками, на несколько минут предался размышлениям.
В это время в кабинет вошел высокий, плотного сложения человек с худым лицом и хищным носом. Он вошел со скромной уверенностью, свидетельствовавшей о гибком и вместе с тем твердом характере, гибком по отношению к господину, который может доставить добычу, и твердом — по отношению к тем собакам, которые могли бы оспаривать у него этот столь лакомый кусок.
Под мышкой у Ванеля была папка больших размеров; он положил ее на бюро, около которого сидел Кольбер.
— Здравствуйте, господин Ванель, — сказал Кольбер, отрываясь от своих дум.
— Здравствуйте, монсеньор, — непринужденно ответил Ванель.
— Надо говорить «сударь», — мягко поправил Кольбер.
— Обращаясь к министрам, говорят «монсеньор», — невозмутимо заметил Ванель. — Вы — министр!
— Пока еще нет!
— Я называю вас монсеньором. Впрочем, вы мой начальник, вы мой сеньор, чего же больше! Если вам не нравится, чтобы я величал вас таким образом в присутствии посторонних, позвольте называть вас монсеньором наедине.
Кольбер поднял голову на высоту лампы и прочел или попытался прочесть на лице Ванеля, насколько искренним было это выражение преданности. Но советник умел выдержать любой взгляд, даже если этот взгляд был взглядом министра.