Путь, который пришлось проделать Раулю, был недолгим. Де Гиш, всего два дня назад перевезенный из Фонтенбло в Париж, поправлялся от раны и уже начал немного передвигаться по комнате.
Увидев Рауля, он вскрикнул от радости — это было обычное для него проявление неистовства в дружбе. Рауль, в свою очередь, вскрикнул от огорчения, увидев де Гиша бледным, худым, опечаленным. Двух слов и жеста, которым раненый отодвинул руку Рауля, было достаточно, чтобы открыть ему истину.
— Вот как, — сказал Рауль, садясь рядом со своим другом, — тут любят и умирают.
— Нет, нет, не умирают, — ответил, улыбаясь, де Гиш, — раз я на ногах и могу обнять вас!
— Ах, я понимаю!
— И я понимаю вас также. Вы убеждены, что я глубоко несчастлив, Рауль?
— Увы!
— Нет! Я счастливейший из людей! Страдает лишь тело, но не сердце и не душа. Если б вы знали! О, я счастливейший из людей!
— Тем лучше… тем лучше, лишь бы это продолжалось подольше!
— Все решено; у меня хватит любви, Рауль, до конца моих дней.
— У вас — я в этом не сомневаюсь, но у нее…
— Послушайте, друг мой, я люблю ее… потому что… но вы не слушаете меня.
— Простите!
— Вы озабочены?
— Да. И прежде всего вашим здоровьем…
— Нет, не то!
— Милый мой, кому-кому, а уж вам можно было бы меня не расспрашивать.
И он подчеркнул слово «вам» с тем, чтобы открыть своему другу природу недуга и трудность его лечения.
— Вы говорите это, Рауль, основываясь на письме, которое я написал.
— Да, конечно… Давайте поговорим об этом попозже, после того как вы поделитесь со мною своими радостями и горестями.
— Друг мой, я весь, весь в вашем распоряжении, весь ваш, и сейчас же…
— Благодарю вас. Я тороплюсь… я горю… я приехал из Лондона вдвое быстрее, чем государственные курьеры. Чего же вы от меня хотели?
— Но ничего другого, кроме того, чтобы вы приехали.
— Я, как видите, перед вами.
— Значит, все хорошо.
— Мне кажется, у вас есть для меня еще что-то.
— Но мне нечего вам сказать!
— Де Гиш!
— Клянусь честью!
— Вы не для того без стеснения оторвали меня от моих иллюзий; не для того подвергли немилости короля, потому что это возвращение — нарушение его воли; не для того впустили мне в сердце ревность, эту безжалостную змею, чтобы сказать: «Все хорошо, спите спокойно».
— Я не говорю вам: «Спите спокойно», Рауль, но поймите меня хорошенько, я не хочу и не в состоянии сказать вам что-либо большее.
— За кого же вы меня принимаете?
— То есть как?
— Если вы о чем-то осведомлены, почему вы таите от меня то, что знаете? Если ни о чем не осведомлены, то почему вы предупредили меня?
