Сорокин спросил у нее, что за песню они разучивают.
Анюта ответила охотно:
- Это товарищ Злотина сочинила.
- А кто она, эта товарищ Злотина?
- Не знаете? - удивилась Анюта и осуждающе нахмурилась. - Наш уездный комсомольский вожак. Она же и частушки про попов сочинила.
- Спасибо.
- Приврев, а не спасибо.
- Простите, не понял, - в самом деле не понял Сорокин.
- Спасибо - это "спаси бог". А с богами нам не по пути. Вот и заменили на "приврев" - привет революции. И в Москву написали, чтоб декретом провели новое приветствие.
- Вот оно что, - усмехнулся Сорокин. - Не слыхал.
Вскоре подошли к церкви Булыга, молодой хлопец в кожанке, смуглый, скуластый, с узкими глазами-треугольничками и низенький да еще и сгорбленный мужчина в пенсне. У этого низенького был большой красивый портфель с блестящими медными пряжками, угольниками и замками - видимо, реквизированный у какого-то буржуя.
- Здрас-сте, товарищ Лагин, - поздоровалась с мужчиной Анюта и первая протянула руку лодочкой. - С комсомольцами и частью сознательной молодежи противоцерковная работа проведена. Все они за постановление исполкома.
- Правильно, - похвалил ее Лагин, и Сорокин понял, что это и есть главный уполномоченный, приехавший закрывать церковь.
Булыга был в своем неизменном бушлате, в тельняшке, кепку держал в руке. Лицо мрачно, нахмурено, густые брови то и дело сползали вниз, сходились на переносице, и тогда казалось, что он вот сейчас разразится криком, руганью.
- Служба идет? - спросил Лагин. - Конца ждать не будем. В присутствии верующих и объявим декрет. Это и будет актом пропаганды против религии.
- Подождать конца надо, - сказал Булыга, глядя сверху вниз на Лагина. - Ты не знаешь нашу публику.
- Значит, товарищ председатель, плохо агитируете вашу публику. А ее давно уже надо было настроить по-советски. Пошли!
Смуглый хлопец в кожанке молчал и посматривал то на Булыгу, то на Лагина, как бы силясь угадать, кто из них прав. "Видно, татарин, а то, может, от Батыя родословная тянется", - подумал о нем Сорокин.
- Пошли! - повторил Лагин и первым направился в церковь, размахивая портфелем.
За ним поспешили Анюта с комсомольцами, хлопец в кожанке. Булыга и Сорокин вошли последними.
Служба шла. Отец Ипполит, видно, заканчивал проповедь. Густо пахло ладаном и воском от свечей.
Лагин, хлопец в кожанке и несколько комсомольцев стояли в шапках. Булыга, как заметил Сорокин, снял кепку еще в притворе.
- Итак, дорогие мои парафияне, - говорил отец Ипполит, - бог беспределен и непостижим, и лишь одно в нем постижимо - его беспредельность и непостижимость. А то, что мы говорим о боге утвердительно, показывает нам не естество его, а лишь некую сторону его естества, ибо он есть нечто из числа явлений, существующих в силу того, что он выше всего сущего, выше даже самого бытия...
