В соседней лавке я покупаю здоровенный ломоть свежего хлеба с маслом и бреду по улице дальше, внимательно приглядываясь к богатым домам. Ах, что может быть лучше для голодного человека, чем ломоть свежего хлеба! Помню, в детстве, набегавшись по улице, отхватишь от булки хлеба горбушку, натрешь корочку чесноком, посыплешь солью и тут же в рот. Что еще надо ребенку для счастья?
Доев ломоть, я отряхиваю с одежды крошки и проворно отступаю в сторону, пропуская мимо себя четверку лошадей, запряженных в карету с гербом на дверце. Из окошка выглядывает настолько прелестная девушка, что я отвешиваю ей самый галантный поклон, на который только способен. А может, зря меня не стали учить на донжуана? Одернув себя, я достаю из кармана платок Жанны и жадно вдыхаю знакомый запах. Несмотря на купание в Ла-Манше, шелк до сих пор сохранил нежный аромат ее духов.
— Вот так вот с Божьей помощью мы оградим себя от вражеских соблазнов, — твердо заявляю я. — Ни к чему мне все эти англичанки, у меня во Франции уже есть самая прекрасная из женщин!
Вечером того же дня мы сидим за столом в обеденном зале трактира «Услада моряка». Несмотря на двусмысленное название, никакой это не вертеп, а очень даже приличное и, что для нас самое важное, недорогое заведение.
— Наелись? — обводит нас тяжелым взглядом командир. — Тогда докладывайте.
Я внимательно слушаю, о чем говорят остальные, мои наблюдения ничуть не противоречат их выводам. Нынешний Саутгемптон — неподходящее место для грабежа. Мало того что он наводнен городской стражей и военными, так вдобавок подлые купцы и ростовщики превратили свои дома в настоящие бастионы. Мол, мой дом — моя крепость. Богатый особняк в Саутгемптоне — это высокий забор, тяжелые ставни и металлические решетки на окнах, плюс ко всему злые псы и многочисленные вооруженные слуги.
— Только представьте! — горячится сьер Габриэль. — Захожу я в лавку к одному ювелиру, чтобы узнать, сколько он даст за мой фамильный перстень. А этот мерзавец, вместо того чтобы принимать меня с глазу на глаз, как то положено людям его презренной профессии, сделал это в присутствии слуг!
— И много у него этих слуг? — уточняет парижанин, вертя в пальцах кинжал.
— Я видел двоих, — отвечает сьер Габриэль. — Здоровенные такие подлецы с тяжелыми дубинами. Вдобавок за портьерой прятался еще один, с арбалетом.
— Дела, — растерянно тянет Малыш.
Командир долго молчит, опустив голову, а когда встает из-за стола, тяжело роняет:
