«Марлен Киршенвальд, журналист, 3, улица дю Тампль, 75004, Париж».
Меньше чем за две минуты компьютер выдал мне номер красавицы.
— Алло, Марлен?
— Да.
— Это Алан Ле Гиррек, журналист с радио 99.1.
— …Кто?
Да уж, меня редко запоминают. Мне и так повезло, что я застал ее дома. Судьба…
— Мы встречались на вечеринке, посвященной выходу пилотного номера журнала Батиста.
— ?..
— Он только что дал мне подписать петицию об освобождении Хосе Фаменнеса, ты идешь на демонстрацию?
— …Да.
— А я не могу, беру интервью у Харрисона Форда как раз в это время.
(Должно сработать, должно сработать, должно сработать…)
— У Харрисона Форда? У самого Харрисона Форда?
(Я был уверен! Я был уверен!)
— Да, у того самого. Обычная работенка. Что касается Хосе Фаменнеса, мне кажется, что мы, журналисты, должны объединиться, сделать что-то сообща, а не кричать каждый из своего угла, понимаешь?
— …
— Может, встретимся, обсудим все это, как только я закончу с Фордом?
— …Где?
(Я просто гений! Я просто гений!)
— Ну, в каком-нибудь баре, например, в «Палантино», это в Маре.
Внизу Роже принялся сигналить как сумасшедший.
— Во сколько?
— В восемь пойдет?
— Договорились, — ответила она и повесила трубку.
Нашего первенца мы назовем Хосе.
Чтобы наверстать упущенные минуты, я гнал машину как сумасшедший, не переставая мечтать о бедрах Марлен, о глазах Марлен, о щиколотках, хрупких, как ножка бокала, о всех мелких радостях, что ожидают меня в ближайшем будущем. Обеспокоенный Роже все твердил мне о своей жизни, что он всегда хотел умереть во сне на хуторе в Нуармутье в возрасте восьмидесяти лет, а не в машине, которую ведет маньяк, в погоне за актером, снявшимся в «Звездных войнах». На месте уже готовили павильон, царило веселье, светило солнце. Я спросил, где же звезда.
— В ресторане с директором студии. Никто не знает, где именно. Мы слегка запаздываем со съемками из-за погоды, вам придется подождать часиков до шести вечера.
Этот добродушный парень только что объяснил мне, что моя жизнь — пропащая. В этом мире некоторые встречи никогда не случаются, и я был идиотом, когда решил, что я исключение. Я слишком взывал к судьбе, она почувствовала себя загнанной в угол и не смогла подарить мне сразу два невероятных события в один день. Что я скажу Бержерону? И что я скажу Марлен? Что Форд предпочел моим вопросам десерт? Я на секунду присел на рельсы операторской тележки, чтобы смягчить боль отчаяния. Видя мое разочарование, Роже дипломатично, как мог, стал меня утешать:
