– И никто не пытался тебя остановить? – спросил Керн.
– Конечно нет. Они все столпились вокруг водителя машины.
– Он пострадал?
– Вряд ли. Я не посмотрел.
– Он не посмотрел! – вскрикнул Орсон. – Хорош самаритянин.
– Я не страдаю нездоровым любопытством, – ответил Хаб.
– А где была полиция? – спросил Керн.
– Они еще не подъехали.
Доусон спросил:
– Так что ж ты не подождал, пока подъедет полицейский, чтобы отдать ему счетчик?
– С какой стати я стану отдавать его пособнику государства?! Счетчик принадлежит ему не больше, чем мне.
– Но он все же принадлежит ему, – сказал Орсон.
– Это был обычный акт провидения, ниспославшего мне счетчик, – сказал Хаб; уголки его губ были ровными. – Я еще не решил, какой благотворительной организации отдать деньги, лежащие в нем.
– Но разве это не воровство? – спросил Доусон.
– Не большее воровство, чем когда ворует государство, заставляя людей платить за место для парковки их собственных автомобилей.
– Хаб, – сказал Орсон, поднимаясь из-за стола, – ты должен его вернуть, или мы оба попадем в тюрьму.
Он представил себя и свою едва начавшуюся карьеру загубленными.
Хаб безмятежно обернулся:
– Я не боюсь. Оказаться в тюрьме при тоталитарном режиме – почетно. Если бы у тебя была совесть, ты бы это понимал.
В комнату зашли Петерсен, Картер и Сильверштейн. Вслед за ними – ребята с нижних этажей. Происшествие было весело пересказано. Из-под подушки был извлечен счетчик, его пустили по кругу и встряхивали, чтобы продемонстрировать вес содержимого. Хаб всегда носил с собой замысловатый карманный нож на все случаи жизни – напоминание о стране лесорубов, откуда он был родом. Он начал ковыряться в счетчике, чтобы открыть дверцу, за которой лежали монеты. Орсон подошел сзади и обхватил его рукой за шею. Тело Хаба напряглось. Он передал счетчик и открытый нож Картеру, а затем Орсон ощутил, как отрывается от пола, летит, падает и лежит на полу, глядя снизу вверх в лицо Хабу, которое ему оттуда видится перевернутым. Орсон кое-как поднялся и тут же снова бросился в атаку, цепенея от гнева, но в душе испытывая радостное облегчение. Тело Хаба жесткое, стремительное, его приятно стиснуть, но он борец, и потому, легко отведя руки Орсона, он снова подхватывает его и бросает на черный пол. На этот раз Орсон больно ударился о доски копчиком. Но даже сквозь боль он сознавал, вглядываясь в глубины своей «семейной жизни», что Хаб обращается с ним настолько бережно, насколько возможно. И то, что он мог бы всерьез попытаться убить Хаба, не подвергаясь опасности в этом преуспеть, тоже грело ему душу. Он возобновил атаку и снова восхитился оборонительным мастерством Хаба, превращающим его тело в некую ловушку в пространстве, столкнувшись с которой Орсон, после отчаянного мгновения борьбы, вновь оказывался на полу. Он встал и напал бы на Хаба в четвертый раз, но приятели-сокурсники схватили его за руки и удержали. Он стряхнул их, не говоря ни слова, вернулся за свой стол и, перевернув страницу, сосредоточился на книге. Шрифт казался исключительно четким, хотя так скакал перед глазами, что ничего нельзя было разобрать.
