Есть красивая картина, изображающая царственное дитя — эдакого прелестного пухленького ребенка, спящего на коленях у матери, а она обернулась и приложила палец к губам, словно просит окружающих ее придворных не потревожить сон дитяти. Вероятно, с этого дня и до смерти в шестьдесят восемь лет с него было написано больше портретов, чем с кого бы то ни было из живших и умерших на земле, — во всевозможных военных мундирах и придворных одеяниях — с длинными пудреными волосами — с косицей и без, в треуголках всех мыслимых фасонов — в драгунском мундире — в форме фельдмаршала — в шотландской юбке и пледе, с палашом и кинжалом (умопомрачительная фигура) — во фраке с аксельбантами, расшитой грудью и меховым воротом, в панталонах в обтяжку и шелковых чулках — в париках всех расцветок: белокурых, каштановых и черных, — и, наконец, в знаменитом облачении для коронации, память о которой была ему так дорога, что копии с этого портрета он разослал по всем королевским дворам и британским посольствам в Европе, а также в бесчисленные клубы и ратуши Англии и всем своим знакомым. Помнится, во дни моей молодости его портрет висел над обеденным столом чуть не в каждом доме.
О молодых годах принца известно немало россказней. И как он с необычайной быстротой усваивал все языки, и древние и современные; и как красиво сидел в седле, прелестно пел, изящно играл на виолончели. Что он был красив, свидетельствуют все. Он отличался горячим нравом и якобы однажды, повздорив с отцом, ворвался в королевский кабинет с возгласом: «Уилкс и свобода навсегда!» И будто бы он был такой умный, что посрамлял даже своих наставников. Один из них, лорд Брюс, допустил ошибку в долготе греческого слога, и прекрасный юный принц его тут же поправил. Лорд Брюс не мог оставаться его учителем после подобного унижения; он подал в отставку, и, чтобы ему не было обидно, его возвели в графское достоинство. Вот уж воистину престранный повод для пожалования титула! Лорд Брюс получил графа за ошибку в просодии; а Нельсон получил барона за победу на Ниле.
Любители арифметики складывали миллионы и миллионы, которые за свою яркую жизнь единолично поглотил этот принц. Помимо годового дохода в пятьдесят, семьдесят, сто и сто двадцать тысяч фунтов, известно, что он трижды обращался за дотациями в парламент; что у него были долги в сто шестьдесят и шестьсот пятьдесят тысяч фунтов; и существовали еще какие-то таинственные иностранные займы, которые тоже пошли в его карман. Чем он заслужил такие невероятные суммы? За что ему их давали? Будь он целым промышленным городом, или густонаселенным сельским районом, или пятитысячной армией, на него и тогда бы не ушло больше. А он, один-единственный толстый человек, не пахал, не прял, не воевал, — что же он мог такого сделать, что вообще может сделать человек, чтобы заслужить подобное изобилие?
