Но вещи — даже столь одухотворенные, как эта! — обречены на вечную немоту. Погруженная в золотистое сияние свечей и лампад Федоровская по-прежнему остается таинственно безмолвной. В ее пугающей черноте словно сквозит непроглядный мрак минувшего…
Как понимал Александр окружающий мир и свое место среди людей? В чем видел он свое призвание? Дошедшие до нас письменные источники той эпохи не позволяют дать сколько-нибудь детальный ответ, на эти вопросы. Однако некоторые черты все же угадываются. О многом говорит, например, засвидетельствованная летописями близость Александра с митрополитом Кириллом (1246–1280).
В истории русской церкви Кирилл занимает особое место. Со времен крещения Руси константинопольский патриарх избирал кандидатов на кафедру киевских митрополитов только из числа своих придворных клириков, греков по происхождению. Византийцы очень ценили эту привилегию и не утверждали на митрополию тех кандидатов (русских по происхождению), которых выдвигали русские князья.
Кирилл стал первым русским, утвержденным константинопольским патриархом на киевской митрополии. Его успех был обусловлен целым рядом обстоятельств политического характера — поддержкой могущественного князя Даниила Галицкого, бедственным положением самого патриарха, вынужденного переехать из захваченного „латинянами“ Константинополя в провинциальную Никею, а также установлением монгольского владычества на Руси. Однако не последнюю роль в решении патриарха сыграли, по-видимому, и личные качества Кирилла. Это был человек широко образованный, умный, способный энергично отстаивать интересы православия в эту тяжелую для него пору.
По убедительному предположению исследователей древнерусской литературы, именно митрополит Кирилл был заказчиком „Жития Александра Невского“ (47, 220). Его представления о заслугах князя и значении его деятельности определили идейную направленность произведения.
В соответствии с Божьим промыслом весь жизненный путь князя определялся одной целью — защитой русского православия от угрозы со стороны католичества. Для русского человека той эпохи идея „латинской угрозы“ отнюдь не была книжной, умозрительной. Напротив, она явно „носилась в воздухе“. Не забудем, что весь XIII в. прошел под знаком военно-политического наступления „латинян“. В 1204 г. крестоносцы захватили Константинополь. На Руси все понимали, что совершилось историческое событие — одно из тех, в которых приоткрывается таинственный Божий промысел о всем человечестве. Многие русские летописи включили в свой текст обширную „Повесть о взятии Царьграда“. Ее автор — безымянный русский путешественник, очевидец событий — заканчивает свое произведение горькими словами, звучащими как предупреждение соотечественникам: „Вот так и погибло царство богохранимого города Константинова и земля Греческая из-за распрей цесарей, и владеют землей той фряги“ (8, 113).
