Лёхин с Шишиком на плече | страница 43



Тревожился Лехин. Рассуждения домовых и призраков о пустоте заморочили ему голову, и сейчас он боялся, что новое, недавно приобретенное зрение может подвести в решающий момент. "Чем психовать, потренируйся лучше! — приказал он себе. — А то разнылся, понимаешь…"

И Лехин приступил к тренировкам.

Маленькое напряжение — и в троллейбусе, сумеречно-желтом от тлеющих на последнем издыхании лампочек, посветлело. Сначала Лехин рассмотрел Шишика. Ага, "помпошка" все-таки имеет намек на лапки — ручонки-ножонки. Наверное, когда конечности не нужны, они превращаются в толстые округлые пуговички.

Шишик выкатил на Лехина глаза: чего, мол, во мне интересного нашел? Затем мельком зыркнул на потолок и снова уставился в спину бабульки в ряду напротив — та дремала, вцепившись в сумку на коленях, сумку громаднейшую и, видно, тяжеленную.

Почему "помпошка" частенько поглядывает на потолок? Задавшись вопросом, Лехин поднял глаза. И вздрогнул так, что чуть не разбудил соседа.

Под потолком троллейбуса ползло нечто. Оно было бесконечно длинное и толстое — не равномерно, а как объевшаяся змея. Надо бы его хорошенько рассмотреть, однако пока Лехин с трудом улавливал даже общие очертания существа.

Опомнившись, Лехин сделал два вывода: Шишик спокойно отнесся к неизвестному субъекту, не вдарился в истерику, а раз так — все в порядке, возможно, "змеища" из той же оперы, что и "помпошка", разве что форма другая; второй вывод касался самого Лехина: начал тренироваться — не останавливайся на самом легком, работай дальше.

Лехин вздохнул и "копнул" дальше, глубже. Взгляд втянуло внутрь "змеищи" столь легко, что напомнило давно забытое ощущение: снежная горка, плотная от следов зимней обуви и лыж, и он, Лехин, совсем пацан, съезжает на салазках — мягкий ход, ветер в лицо!

Съехал. Выяснил, что для такого крутого парня, как нынешний Лехин, ничего опасного здесь нет. И вовсе не змеища. Колбаса. И не ползет, а колышется. Ведь внутри, в пространстве светлее троллейбусного, плавает мелкая, но в огромном количестве рыбешка. Надо бы, конечно, как-нибудь ее по-другому назвать, но мышление Лехина смущенно отступило перед неведомой ему областью, предпочитая оперировать стандартными понятиями. А смутилось мышление — или в данном случае сознание? Разум? — перед следующим фактом: обнаруженная рыбешка мирно плавала внутри колбасы, но временами вылетала за ее пределы и там устраивала лихие гонки и погони с такими лихими виражами и выкрутасами, что у Лехина в глазах зарябило… Уставившись на кудряшки сидящей перед ним девчушки, он с минуту раздумывал, стоит ли заглядывать еще глубже. "Воздух, невидимый для человека, буквально кишит всякой тварью" — вспомнились слова Дормидонта Силыча. Проблема разрешилась сама собой. "Тебе это нужно? — послал себе запрос Лехин. — Нет. Мало ли на что наткнешься. Может, в следующий раз оно будет не такое мирное, как эта колбаса".