Алек готовился к яростному сопротивлению высокородной или к её глубокому презрению, когда велел ей оставаться не с ним, а среди воинов. К его удивлению, она покорно склонила голову и заняла место там, где ей указали. Это было неожиданно, но город уже показался — точнее, показались его контуры на фоне ночного неба — и лорд Валериан выбросил все мысли о нежеланном человеке в отряде.
На первой же торговой площади Дымного Облака он поднял руку. Секунды — пока увидели знак и передали в конец колонны. Секунды — пока остановились. Тишина. Звонкая. Где-то звякнули шенкеля. Всхрапнула лошадь. Триста призраков застыли в ночи живыми тенями. Сначала тишина города оглушила, затем в ней забрезжили звуки: повизгивание, грызня, шелест сдвигаемых тел, лёгкий топоток лап.
"Падальщики, — размышлял Алек, вглядываясь в темень. — А завтра набегут мародёры из предместий. Охрану у ворот на этот раз оставлять не буду. Если высокородная говорит правду и в человеческие дела вмешались чуждые нам, не могу позволить отдавать людей на заклание неизвестно чему".
По колонне прошло бесшумное движение: из ближайшего чёрного переулка послышался странный шаг — клацающий, медленный и неровный.
Окаменевший отряд, казалось, перестал дышать.
И резко вскинули луки те, что находились ближе к переулку.
Хромая лошадь шла, низко опустив голову, с трудом таща вцепившихся в неё трёх собак. Она, видимо, обезумела от боли, но, раненая, стряхнуть падальщиков, польстившихся на живое мясо, не могла.
Не дожидаясь команды, Всадники Смерти выстрелили. Две стрелы в одного пса, одна во второго — договориться не успели, кто в кого стреляет. Два зверя свалились сразу. Третий, визжа, бросился в переулок. Тоненький вопль, когда запоздавшая стрела нагнала пса, взвился к ночному небу — и оборвался.
— Не убивайте, не убивайте! — умолял монах, путаясь ногами в стременах, плохо подтянутых по ноге. Он всё-таки спешился, но — опоздал. Копьё лорда пронзило лошадиную голову. Животное вскинулось и рухнуло.
Лорд Валериан спокойно проследил, как к монаху торопится леди Юлина. "Начнёт успокаивать, проклиная меня и всадников?" — высокомерно предположил он.
Однако высокородная вновь удивила: она, с факелом в руках, обошла лошадь и толково объяснила монаху, что вылечить животное с такими ранами невозможно, а оставить мучиться или на участь стать добычей, заживо съедаемой другими хищниками, — бесчеловечно. Она же помогла монаху, упавшему на колени, подняться и довела, придерживая за руку, до его лошади.
