– Кажется, это ты сказала, что ни один хороший поступок не остается безнаказанным.
– Ты почти ходил по его могиле. В Акрополе, в тени храма Девы, – помнишь? – Облизнув губы, она улыбнулась. – Так что ты собираешься делать?
– Где?
– Здесь, в лабиринте. Против Минотавра. Пробираясь в темноте в самой его середине. – Она поймала его взгляд своими кошачьими глазами.
– Что ты так криво улыбаешься?
– Ну скажи.
– Кто его знает? Разумнее было бы не приближаться к нему. Я усвоил это из футбола. Когда думаешь вслух, ты ставишь себя в равные с ним условия и обнаруживаешь себя. Я бы больше полагался на инстинкт.
– Футбол примитивен.
– Иногда это – только чувство, радость действия, которому ты бессознательно отдаешься полностью.
– Ну это уже романтика.
– Ну и что? Что плохого в романтике? Это нечто волшебное, безотчетное, во что ты погружаешься, отдаваясь игре, а потом словно просыпаешься и удивляешься, где же ты был. Кто-то однажды сказал, что если ангелы есть, то потеря плоти – их величайшее сожаление. Так вот, в момент между началом прохода и его завершением время останавливается. Благодаря футболу я ощутил этот мир безвременья... райское состоит из плоти, и только из нее. Небеса не имеют ничего общего с ангелами.
Внизу возникла Сития – маленькая долина, плотно окруженная горами, белые мачты судов и яхт словно тянулись вдоль побережья. В кафе у причала они съели осьминога, запивая рециной. Около мальчика, ловившего с причала рыбу, стоял белый пеликан. Мальчик снял с крючка серебристую извивающуюся рыбку и бросил ее в широко раскрытый клюв птицы.
Клэр показала бокалом в их сторону.
– Лев уживается с ягненком.
– Но никто не уживается с рыбкой.
– Ты видишь только мрачную сторону.
– Я на стороне мальчика. – Он разлил остатки вина в бокалы. – Ну, а теперь куда?
– Мой друг Этьен сказал мне, что от Ситии час езды. Это на восточном побережье острова, место называется Ви.
– Этьен?
– Да, архитектор из Брюсселя. Он скупает там землю, хочет устроить курорт.
– Забавное это слово, «курорт».
* * *
В Ви была всего одна улица с кучкой тихих беленьких домиков. Повернув на север, они съехали на колею, оставленную телегой, по машине зашуршал чертополох. Домик располагался в поросшей кустарником долине, переходившей на востоке в пляж, окаймленный пальмами и ограниченный с боков обвалившимися утесами. Волны с шумом разбивались о покатую гладь песка.
Домик состоял из одной комнаты с дверью и двумя узкими окнами в тоненьких стенах. В комнате были умывальник, кровать, стол и печка с кисловато пахнувшей золой. Она обняла его. «Убежище!»
