– Глупенький, «парфенос» значит дева. Не только вы, католики, все выдумали. – Она расстегнула рубашку Коэна и стала целовать его грудь, пощипывая волосы вокруг сосков.
Он сидел, прислонившись к колонне, она – перед ним, в том небольшом пространстве, где властвовали его руки. Убрав ее волосы, он прикоснулся губами к ее уху: «Tu portes une petite perle a chaque oreille».
– Как нежно это звучит – лучше, чем по-английски.
– У тебя маленькие жемчужины в ушах. Не так ли?
Внизу сверкали Афины – аксиома, полная бесценных загадок. Tod und Verklarung. Возрожденные из мертвых, преображенные. Налицо – алхимия: любовь превратила глину в плоть. Он почувствовал, как пульс земли бьется в унисон с его собственным. Колонна за спиной стала как бы частью его самого, как бы его собственной костью. И через нее его мироощущение разрасталось и охватило сначала гору, город у ее подножия, пульсирующий изгиб земли и, наконец, пространство, в котором они двигались.
«На какое-то мгновение я забыл. Отчаянную тоску, злобу, ненависть. Это сделала любовь, любовь помогла мне избавиться от них. Как много можно забыть, если любишь. Я не должен любить». Он погладил ее руку и сказал:
– Как-то очень давно я проснулся в блаженном состоянии. В тот день мне ничего не нужно было делать – просто жить. У меня не было никаких планов. Планы убивают, равно как и желания. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного – это была абсолютная радость пустоты.
– Вот что сказал Монтень: «Je ne trace aucune ligne cer-taine, ni droite, ni courbe»[[1]]. – Она подбросила камешек, он застучал по мрамору. – Вот поэтому ты и куришь свой гашиш?
– Он избавляет меня от программ, политики... помогает ценить простое и обыденное, ориентироваться в мирской суете.
– Мне тоже. Но, возводя обыденное во что-то необычное, не сводит ли это одновременно и необычное к обыденному?
– Конечно. Но то лучше наркотика.
Скользнув вниз, она села рядом и легко коснулась его.
– Я помогаю тебе ориентироваться в мирской суете?
– Когда раздеваешься.
– Ну конечно же, я давным-давно тебя знаю. Просто немножко отвыкла и оказалась не в курсе последних событий. Чем же ты, интересно, занимался последнее время?
– Ничем хорошим.
– Ничто хорошее не остается безнаказанным, как сказал какой-то мудрец.
Стараясь не опираться на колено, он опустился ниже и стал целовать ее живот там, где начинались золотистые колечки волос, его язык скользил по складке у начала бедра и дальше, в обволакивающее тепло, влажные завитки, в ее пьянящую глубину. Она прогнулась, чувствуя проникновение его языка. Его руки скользнули вниз, пальцы ощутили нежное тепло кожи. Раздвинув ноги Клэр, он сначала едва касался ее кончиком языка, проникая все глубже и настойчивее, пока не почувствовал, как ее ногти больно вонзились ему в спину, и она, задрожав, выдохнула, сдвинула ноги и, изогнувшись, прижалась к нему.
