– Это же Уолтер, – изумленно проговорил Хайрем. – Руководитель нашей станции в Брисбене. – Он подошел ближе к настенному софт-скрину. – Он что-то говорит. У него губы шевелятся. – Он замер у стены и начал повторять движения губ австралийца. – Я… видку… вас… «Я вижу вас». Боже…
Теперь позади Уолтера стали видны другие австралийские инженеры – сильно искаженные силуэты. Все они безмолвно аплодировали.
Давид усмехнулся и отдал себя на растерзание отцу. Хайрем по-медвежьи обнял сына, но при этом он не спускал глаз с хрустального брусочка, хранившего внутри себя устье «червоточины» – жемчужинку стоимостью в миллиард долларов.
Три часа ночи. В самом сердце опустевшего «Червятника», в шаре света, исходящего от софт-скрина, сидели рядышком Кейт и Бобби. Бобби отрабатывал на софт-скрине простую установочную сессию, состоящую из вопросов и ответов. Им предстояла долгая ночь; позади них были горой свалены наспех собранные вещи – термосы с кофе, одеяла и коврики из пенополиуретана.
… Послышался треск. Кейт вздрогнула и схватила Бобби за руку.
Бобби продолжал работать с программой.
– Спокойно. Маленький тепловой перепад. Я же тебе сказал: я сделал так, чтобы все системы сигнализации здесь сейчас видели слепое пятно.
– А я и не сомневаюсь. Просто я не привыкла делать что-то вот так – тайком, в темноте.
– А я думал, что ты крутая репортерша.
– Да. Но, как правило, я все делаю легально.
– Как правило?
– Хочешь – верь, хочешь – нет.
– Но это, – Бобби взмахом руки указал на громоздящееся в темноте таинственное оборудование, – даже не аппаратура для наблюдения. Это просто устройства для экспериментов в области физики высоких энергий. Таких больше в мире не существует, так откуда возьмутся законы, защищающие их использование?
– Это притянуто за уши, Бобби. Ни один судья на планете не купится на такой аргумент.
– Притянуто или не притянуто, я говорю тебе: успокойся. Я пытаюсь сосредоточиться. Система контроля задачи здесь не так уж приветлива к пользователям. Давид даже голосовой активацией не пользуется. Может быть, все физики так консервативны – как и все католики.
Он продолжал упорно трудиться над программой, а Кейт внимательно на него смотрела. Таким оживленным она его никогда раньше не видела, а тем более – настолько сосредоточенным на чем-то. При этом его, похоже, совершенно не мучили никакие угрызения совести. Он и вправду был непростым человеком.
«Вернее сказать – неполноценным», – с грустью подумала Кейт.
