Тогда я решил по-другому. Написал рапорт командиру батальона и, как смог, объяснил, что я не пригоден к военной службе на таком далеком севере по причине обморожения. Но главное – Родина на мое обучение затратила больше средств, чем на прочих. Поэтому у меня и долг перед ней больше. И если я буду целыми днями то по плацу, то по пересеченной местности, – не успею рассчитаться. А я не люблю в должниках ходить, а то мало ли что. Долг отдал – и гуляй Вася! Нельзя ли как-нибудь поставить на службу мое образование, пусть и не очень высокое, но и заметно не среднее, чтоб от меня больше пользы было! Владею (правда, с двумя словарями) английским, немецким, знаю несколько слов по-французски, по-итальянски, по-китайски и один, но очень важный иероглиф по-японски. Торжественно обещаю отдать все силы и способности на службе Родине где-нибудь на южном берегу южной части пусть уж, если так получилось, Дальневосточного военного округа.
Через пару недель сообщили, что моя просьба удовлетворена и мне надлежит быть в полной готовности и с вещами у штаба после обеда. Двое нас таких оказалось полиглотов. Второй, Игорь, написал, что владеет английским и французским. Собрали мы вещи и пошли на обед.
– Далеко отправляют? – поинтересовался дед-сержант, заведовавший столовой.
– Батальон осназ! – гордо сказали мы.
– В Озера что ли?
– Да-а! – удивились мы, откуда начальник столовой знает военные секреты.
– Влипли вы, ребята! – сочувственно сказал сержант. Вздохнул и пошел к раздаче. Вернулся с полной миской мяса. – Ешьте лучше! И мяса побольше! Там холодно. И вообще место гиблое. У нас хоть цивилизация, а там вообще ничего!
Проводил он нас, как покойников. Сели мы в вездеход и поехали. Думали, в аэропорт – нет, совсем в другую сторону. Едем-едем, и с каждым километром все жутче становится. Бухта Провидения уже раем представляется. Там, на ее берегах уже и снег кое-где сошел, и живности всякой, хоть и странной, полно, а здесь вдоль дороги снежные стены двухметровой высоты громоздятся. Вездеход идет, как в тоннеле. Впереди евражка бежит, свернуть, бедная, никуда не может. А вездеход все выше и выше ползет. Въехали на перевал. Снега меньше стало. Кое-где голые скалы проглядывают, камни. Бескрайняя горная тундра. То тут, то там какие-то кости, выбеленные непогодами, оленьи рога из-под снега торчат. Вдали таинственно и недобро темнеют кратеры давно остывших вулканов. Мертвое царство. Ни деревца, ни кустика, ни зверушечки! Евражка – и та стремглав к берегам бухты ускакала, только хвост рыжий мелькнул. Лунный пейзаж. И только огромный черный океан за дальними сопками вздыхает могуче и недобро. Вездеход остановился на перевале, и сопровождавший нас лейтенант сказал громко и не без пафоса:
