– Даже сейчас, когда ваш роман, как считается, остался в прошлом, вы продолжаете заигрывать с ним – надеваете платье, которое имело для него особый смысл.
– Я же все объяснила про платье.
– Есть еще один аспект, который мы без конца затрагиваем: его кривые зубы, что-то женское в его природе, безволие, склонность к старому тряпью, и наряду с этим ваше собственное физическое и душевное здоровье и властный нрав. Посреди объятия вы натыкаетесь на прореху в его майке. Это подтверждает ваше подозрение, что он деградирует, что вы его разрушаете. И вот, желая его, так сказать, подреставрировать, вы тянете его в постель.
– Но в постели-то он всегда был хорош!
– В то же самое время у вас в голове сидят свои представления о том, что «свойственно» женщине. Вы испытываете чувство вины оттого, что в вашей паре вы воплощаете активное начало, – отсюда ваша довольно-таки доктринерская рабская покорность, ваша потребность подмечать, что у партнера грязные ногти. Тут и связь с землей, с вашим отношением к грязи, земле, к оппозиции деревня – город, естественное – неестественное. Город, то есть искусственное, олицетворяет для вас жизнь, земля – смерть. Подчиняя его своей воле, опутывая его своей одеждой, вы преодолеваете собственную смерть, а если точнее – вы проходите сквозь нее и становитесь сельской девчонкой, девчонкой от земли, той, кому удалось избежать смерти. Вот в общем виде мои впечатления. Думаю, по этим направлениям мы и будем работать.
Ей стало его жалко. Все как всегда: очередной четверг, очередная скромная попытка с его стороны, все очень мило и умно, и даже ниточки в большинстве своем как-то увязаны, а ей хоть бы что – опять мимо, опять ей удалось вывернуться. Несмело глянув на кондиционер, она спросила:
– Можно сделать его потише? Я почти не слышу вас.
Он, по-видимому, удивился, неловко поднялся и что-то привернул в кондиционере. Она снова хихикнула:
– Это мой властный нрав дает о себе знать.
Он вернулся к своему креслу и кинул взгляд на часы на руке. Уличный шум – автобус, в котором переключается передача, дробный перестук женских каблучков – проник внутрь сквозь установившуюся в окне тишину и почти нормализовал нереальность атмосферы в комнате.
– Разве не может земля, – спросила она, – подразумевать жизнь, почему непременно смерть?
Он пожал плечами. Он был собой недоволен.
– Это особый язык: одно и то же может выражаться через прямо противоположные понятия.
– Если я понимала его именно так, тогда как он понимал меня?
