– Что это? – спросил он, бросив на стол пачки разноцветных листочков.
– Ваши продуктовые талоны.
– Ах, так вы, значит, настолько добры, что позволяете мне выйти отсюда и постоять в очереди?
– Генеральный прокурор Солинский решил, что, поскольку вы теперь рядовой гражданин, вы должны переносить все временные трудности, выпавшие на долю остальных рядовых граждан.
– Ясно… Ну, а что именно я должен делать? – Петканов изобразил благодушную стариковскую кротость. – Что мне разрешено?
– Вот ваши талоны на брынзу, вот на сыр, вот на муку. – Милиционер услужливо перебирал разноцветные бумажки. – Масло, хлеб, яйца, мясо, растительное масло, стиральный порошок, бензин…
– Ну, бензин мне, полагаю, не понадобится. – Петканов усмехнулся с видом заговорщика. – Может быть, вы…
Офицер съежился от испуга.
– Понятно, этого нельзя… Да еще к тому же мне пришьют попытку подкупить члена Народной Обороны, ведь так?
Милиционер молчал.
– Как бы то ни было, – продолжал Петканов, делая вид, будто и в самом деле заинтересован предложенной ему новой игрой, – расскажите мне, как со всем этим обращаться.
– Каждый талон – недельная норма продукта, который на нем обозначен. Как вам их расходовать, будете решать сами.
– А как же насчет сосисок? Я их что-то здесь не вижу, а ведь всем известно, что я обожаю сосиски. – Он, казалось, недоумевал, а не жаловался.
– На сосиски талонов нет. Дело в том, что сосисок нет в магазинах, потому бессмысленно выпускать на них талоны.
– Логично, – согласился бывший президент. Потом оставил из каждой пачки по одному талону и остальные протянул офицеру.
– По вполне понятным причинам бензин мне не нужен. Принесите остальное.
Через час милиционер вернулся с хлебом и маленьким кочанчиком капусты. Кроме того, он принес двести граммов сливочного масла, пол-литровую бутылку подсолнечного масла (месячная норма), две фрикадельки, сто граммов брынзы, сто граммов сыра, триста граммов стирального порошка и полкило муки. Петканов попросил все это выложить на стол и принести ему нож, вилку и стакан воды. Затем под бдительным наблюдением двух сотрудников милиции он принялся за фрикадельки, брынзу, сыр, отведал сырой капусты, съел хлеб со сливочным маслом. А потом отодвинул тарелку, мельком взглянул на стиральный порошок, подсолнечное масло и муку, встал, подошел к своей узкой железной койке и улегся.
В середине дня старший милицейский чин снова появился в комнате. Смущенно, будто бы в чем-то оправдываясь, он обратился к арестанту:
