У нее было немного подруг. «Она умная и рассудительная, и никогда не подведет», – говорила Люба о писательнице Алле Боссарт. И часто рассказывала ей о своем детстве, родительском доме, а та записывала ее слова и на свой лад, по-писательски, но жизненно точно, пересказывала их: «В 67-м году в Омске курносую, ногастую 18-летнюю певицу развернули из студии эстрадного искусства и отправили доучиваться в 11-й класс. Слыхали песню: «опа-опа, жареные раки, приходите девки к нам, мы живем в бараке!» Вот именно там и проживала «Любка-певица», популярная у соседей-зэков и блатных. При этом тяга к настоящей жизни была такой, что выучила язык глухонемых и подружилась с глухонемой девочкой, чтобы ходить к ней через овраг – смотреть телевизор. На всю жизнь запомнила эту грамоту. Лет сорок спустя на Арбате подошли глухонемые и попросили автограф. И народная артистка Любовь Полищук сказала им руками – «Спасибо».
Степан Полищук, царство ему небесное, служил сперва пожарным, потом железнодорожником. Очень рано потерял родителей, с восьми лет батрачил. Потом пошел в маляры, там больше платили. Это папа артистки. А мама, поскольку у нее было трое детей, день и ночь шила. На Полищуков с их надомным промыслом охотно стучали, швейную машину изымали с понятыми. Под рев пацанвы».
Общаясь довольно часто с Любой, особенно в Коктебеле, я через многие годы после знакомства спросил у нее:
– Как родители?
– Мама жива. А папа умер, – горестно произнесла она, сказала доверительно, как близкому человеку, наверное, помнила, что я когда-то отпустил ее с Новосибирских гастролей домой, навестить родителей.
Она помнила добро, и в этом я убедился потом не раз. Однажды в Коктебеле я одолжил у нее 50 долларов.
– Когда вернешь? – заметила она, но не зло, по-человечески.
– До первого сентября, перешлет через проводника племянница, – объяснил я.
– Хорошо, – кивнула она головой.
Деньги я вернул раньше договоренного времени, дважды не застал Любу дома и попросил ее друга и соседа Леонида Николаевича Петрова, в прошлом директора Дома творчества писателей, сделать это за меня. С Петровым у меня были давние и приятельские отношения. Еще будучи директором Дома творчества, он говорил мне: «Варлен Львович, мне дарят свои книги почти все отдыхающие в Коктебеле писатели. Ваши книги отличаются от многих их творений, ваши читать можно». И я нисколько не сомневался, что он без труда вспомнит мою просьбу и даже забыл о ней. Встречаю Леонида Николаевича через пару недель.
