— Значит, приступим, — заключил я.
Глубоко вздохнув, я принялся читать вслух рассказ, сразу переводя его с английского языка на русский.
И опять в нем описывались события, на удивление напоминающие те, что недавно происходили с нами в действительности. И то, как, придя в сознание, мнимый покойник выбрался из багажника автомобиля, проник в комнату для гостей и убил монтировкой Мелиссу. И то, как Стоун, защищаясь, нанес ему смертельный удар в висок. И как на шум к нему в дом прибежала соседка Джейн. И то, как вскоре к Гарри приехал его приятель-редактор Кайл и поведал, что и с ним происходит точно такая же история.
— Стоп, Валентин. Один момент, — прервал меня Наум, прикоснувшись к моему плечу. — Кое-что не ясно. Поначалу мне представлялось, что главным героем являюсь я. Что в рассказе повествуется именно обо мне. Теперь же я, вроде бы как отодвинулся на второй план. Я превратился в приятеля Стоуна Кайла.
— Верно, здесь есть определенная нестыковка. Похоже, что у тебя поменялась роль, — почесав в затылке, подтвердил я. — Но ты, как и раньше, принимаешь активное участие в действии.
— По-моему, никакой нестыковки здесь нет, — возразила Ирина. — Сначала рассказ читали вы, Наум, и, естественно, были главным героем. Но потом отдали его Валентину, и главным героем автоматически стал он. Все логично.
Мы с Наумом с нескрываемым восхищением посмотрели на Ирину — до чего же умело она смогла свести концы с концами. Прав Гольц, говоря, что женщины обладают более гибким мышлением, чем мужчины.
— Однако извини, Валентин, меня никак не покидает ощущение, что все это сочинил ты сам, — сказала она.
— Послушай, Ирина, я — не сочинитель, а пе-ре-вод-чик. Я перевожу иностранные литературные произведения на наш язык. Делаю непонятное — понятным. Недоступное — доступным.
— И наоборот.
— В принципе, да. По отношению к носителям переводимого языка. В данном случае — языка английского.
— Но я желаю добавить, что при любом переводе невольно теряются смысловые оттенки и полутона первоначального текста. А при переводе с перевода, бывает, иногда теряется и основная идея, — заметил Наум. — Богохульство, разумеется, но вызывает сомнение перевод той же Библии. Возникает естественный вопрос: насколько точно она дошла до нашего времени?
— Ладно, не будем трогать Библию. Теологических диспутов сейчас нам только не хватало. Экзегезой, толкованием Библии, пускай занимаются специалисты, — перебил я его. — Повторяю, Ирина, я — не сочинитель. Я — переводчик. Да и нет у нас с Наумом ни малейшей охоты тебя разыгрывать. Зачем? С какой стати?
